Сценарий спектакля по повести Бориса Васильева «А зори здесь тихие…»

Сценарий спектакля по повести Бориса Васильева «А зори здесь
тихие…»
Сцена представляет небольшую лесную поляну, где стоит мраморная плита с
именами девушек:
«Рита Осянина
Женя Комелькова
Соня Гурвич
Лиза Бричкина
Галя Четвертак»
В зале полумрак, видны деревья…
Звучит тихая музыка (Марк Бернес «Журавли» минусовка)
Можно использовать музыку Грига "Утро", там, где погибшие девушки рассказывают о себе-музыку
Альбиони "Адажио"
«По лесу» идёт юноша, подходит к плите с цветами, преклоняет колено,
опускается и возлагает цветы.
Поднимается со словами: «Вот снова мы отмечаем великий праздник 9 Мая.
Нет уже в живых моего деда, ветерана Великой Отечественной войны
Васкова Федота Евграфыча. Но я не могу предать его память, поэтому я
снова пришёл «к девчатам», так любил говорить дедушка, каждый год
приходя со мной к этой мраморной плите. Именно он рассказал мне
страшную историю гибели пятерых девушек, бойцов своего маленького
отряда. Он каждый раз плакал и восклицал: « Что, взяли? … Взяли, да?...
Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро!... А не прошли немцы,
никуда не прошли!... Девчатам бы жить и жить, а они отдали свои жизни
ради жизни на Земле !...»
Юноша зачитывает с плиты имена девушек…
Музыка звучит громче…, наступает минута молчания…
( На фоне музыки поочерёдно выходят девушки и становятся за
деревьями)
Юноша начинает обход –подходит медленно к каждой…Вспоминает
кратко о гибели каждой, как рассказывал дед... А девушки «помогают»
ему вспомнить о них…(вступают в диалог…)
-Лиза Бричкина погибла первой, утонула в болоте, когда по заданию Фёдора
Евграфовича побежала за подмогой. Эх, не спеть ей больше песен никогда!...
Лиза: Старшина отправил меня назад с приказом доложить обстановку
начальству. Васков рассчитывал на подкрепление к вечеру. Я очень-очень
торопилась, я понимала, что им, моим девчонкам, оставшимся в лесу
будет очень тяжело. Я бежала, но ноги не слушались меня, я несколько раз
споткнулась… А когда подбежала к переправе через болото, не успела
даже подумать, что где-то у приметной сосны остались пять
вырубленных старшиной слег. Мне надо было взять одну и проверять
тропку в болоте ей. Я спешила…очень…Мне хотелось всех спасти…Я
полезла в топь эту, трижды клятую, без опоры... Я почти уже
добралась до земли, но оступилась и почувствовала, как болото
поглощает меня. Хрипя, выплевывая грязь, я тянулась к
восходящему солнцу и до последнего мгновения верила, что
счастливое завтра будет и для меня
……………………………………………………………………………………………..
-Галка Четвертак , увидев немцев, испугалась и побежала вперёд, не
разбирая дороги, её скосила пулемётная очередь.
Галя: Перед моими глазами стояло другое: серое, заострившееся лицо
Сони, полузакрытые, мертвые глаза ее и затвердевшая от крови
гимнастерка. И... две дырочки на груди. Узкие, как лезвие. Я не думала ни о
Соне, ни о смерти — я физически, до дурноты ощущала проникающий в
ткани нож, слышала хруст разорванной плоти, чувствовала тяжелый запах
крови. Я всегда жила в воображаемом мире активнее, чем в
действительном, и сейчас хотела бы забыть это, вычеркнуть — и не могла.
И это рождало тупой, чугунный ужас, и она шла под гнетом этого ужаса,
ничего уже не соображая. Когда начался бой, я настолько испугалась, что и
выстрелить-то ни разу не смогла. Лежала, спрятав лицо за камнем и уши
руками зажав; винтовка в стороне валялась. А Женька быстро опомнилась:
била в белый свет, как в копейку. Попала — не попала: это ведь не на
стрельбище, целиться некогда.
Два автомата да одна трехлинеечка — всего-то огня было, а немцы не
выдержали. Не потому, конечно, что испугались, — неясность была. И,
постреляв маленько, откатились. Без огневого прикрытия, без заслона,
просто откатились. В леса, как потом выяснилось.
А когда с шумом раздались кусты, и…. Выгнувшись, заломив руки за голову,
метнулась через поляну наперерез диверсантам, уже ничего не видя и не
соображая.
А-а-а...
Коротко ударил автомат. С десятка шагов ударил в тонкую, напряженную
в беге спину, и я с разлету сунулась лицом в землю, так и не сняв с головы
заломленных в ужасе рук. Последний крик затерялся в булькающем хрипе, а
ноги еще бежали, еще бились, вонзаясь в мох носками Сониных сапог.
Замерло все на поляне. На секунду какую-то замерло…
…………………………………………………………………………………………………
-Жизнь Сони Гурвич оборвали два удара немецкого ножа, она только и
успела негромко вскрикнуть.
Соня: Я побежала за махоркой Федоту Евгафовичу. «Я принесу! Я знаю, где
он лежит!..» Бежала без опаски по дважды пройденному пути, торопясь
притащить ему, старшине Васкову, махорку ту, трижды клятую. Бежала,
радовалась и понять не успела, откуда свалилась на хрупкие плечи потная
тяжесть, почему пронзительной, яркой болью рванулось вдруг сердце. Нет,
успела. И понять успела и крикнуть, потому что не достал нож до сердца с
первого удара: грудь помешала. Высокая грудь была, тугая. Я упала в
расселину и лежала там скорчившись. Мои грубые кирзовые сапоги косо
торчали из-под прожженной юбки. Васков потянул меня за ремень,
приподнял чуть, чтоб подмышки подхватить, оттащил и положил на спину.
Я тускло смотрела в небо полузакрытыми глазами, и гимнастерка на груди
была густо залита кровью. Федот Евграфыч осторожно расстегнул ее,
приник ухом. Слушал, долго слушал, а Женька беззвучно тряслась сзади,
кусая кулаки. Потом он выпрямился и бережно расправил на моей груди
липкую от крови рубашку; две узких дырочки виднелись на ней. Одна в грудь
шла, в левую грудь. Вторая — пониже — в сердце.
- Вот ты почему крикнула, — вздохнул старшина. — Ты потому крикнуть
успела, что удар у него на мужика был поставлен. Не дошел он до сердца с
первого раза: грудь помешала...
Запахнул ворот, пуговки застегнул — все, до единой. Руки мне сложил, хотел
глаза закрыть — не удалось, только веки зря кровью измарал.
………………………………………………………………………………………………-
Камелькова Женя отстреливалась, уводя фрицев подальше от Риты и
Васкова. Неожиданно пуля обожгла ей бок, другая впилась в плечо, всё
кончено… И немцы добили ее в упор, а потом долго смотрели на ее гордое и
прекрасное лицо..Широко распахнутые глаза невидяще уставились в
бескрайнее небо
Женя: Я верила в себя и сейчас, уводя немцев от Осяниной, ни на мгновение
не сомневалась, что все окончится благополучно.
И даже когда первая пуля ударила в бок, я просто удивилась. Ведь так
глупо, так несуразно и неправдоподобно было умирать в девятнадцать лет.
А немцы стреляли вслепую, сквозь листву, а я ведь могла бы затаиться,
переждать и, может быть, уйти. Но нет, стреляла, пока были патроны.
Стреляла лежа, уже не пытаясь убегать, потому что вместе с кровью
уходили и силы.
…………………………………………………………………………………………………
- Когда Риту Осянину смертельно ранили, она поняла, что жизнь потихоньку
уходит. Она попрощалась тихо со всеми…и, оставшись одна, выстрелила
себе в висок.
Рита: Я знала, что рана смертельна и что придётся умирать долго и
трудно. Пока боли почти не было, только все сильнее пекло в животе и
хотелось пить. Но пить было нельзя, и я просто мочила в лужице тряпочку
и прикладывала к губам.
Васков спрятал м меня под еловым выворотнем, забросал ветками и ушел.
По тому времени еще стреляли, но вскоре все вдруг затихло, и я заплакала.
Плакала беззвучно, без вздохов, просто по лицу текли слезы:я поняла, что
Женьки больше нет...
А потом и слезы пропали. Отступили перед тем огромным, что стояло
сейчас передо мной, с чем нужно было разобраться, к чему следовало
подготовиться. Холодная черная бездна распахивалась вокруг меня.
Яне жалела себя, своей жизни и молодости, потому что все время думала о
том, что было куда важнее, чем я сама. Одно было жалко: сын оставался
сиротой, оставался совсем один на руках у болезненной матери
Звучит музыка….Юноша торжествующим голосом произности:
« Что, взяли? … Взяли, да?... Пять девчат, пять девочек было всего, всего
пятеро!... А не прошли немцы, никуда не прошли!... Девчатам бы жить и
жить, а они отдали свои жизни ради нашей жизни на Земле !....»
На экране кадры из фильма "А зори здесь тихие".