ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ Александр Блок и Сергей Есенин: учитель и ученик

ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Александр Блок и Сергей Есенин: учитель и ученик
На сцене портреты Блока и Есенина.
Под портретом Блока стихи:
…Днепром разламывая лёд,
Гробовым не смущаясь тёсом,
Русь – Пасхою к тебе плывёт,
Разливом тысячеголосым.
М. Цветаева.
Под портретом Есенина стихи:
…И не жалость – мало жил,
И не горечь – мало дал, -
Много жил – кто в наши жил
Дни, всё дал – кто песню дал.
М. Цветаева.
Половина сцены декорирована в стиле русской избы,
половина – в стиле литературного салона начала 20 века.
Учитель. Произведения подлинного искусства раскрываются перед человеком не сразу.
Чтение художественной литературы процесс, требующий творческих усилий читателя,
захватывающий обязательно и интеллектуальную, и эмоциональную сферы. Творчество
настоящего писателя гуманно по своей сущности. И цель его каждого человека призвать
к совершенствованию ума и души, научить его радоваться красоте, наслаждаться ею,
понимать её.
Вхождение в поэтический мир Александра Блока и Сергея Есенина должно не просто
расширить наше представление о творчестве этих замечательных поэтов, но и обогатить
нравственно, доставить эстетическую радость, пробудить потребность обращаться к поэзии
«в минуту жизни трудную» и в часы досуга, в кругу друзей и наедине с собой.
Блок и Есенин поэты, принадлежащие переломной эпохе, «эпохе бурь и тревог»,
«невиданных перемен» и «неслыханных мятежей». Вдумайтесь в это. Менее чес за два
десятилетия (мгновение в истории!) столько событий: русско-японская война, первая
русская революция, первая мировая война, февральская и октябрьская революции,
гражданская война. Буря века, бушевавшая над Россией, требовала художественного
осмысления эпохи и тем самым способствовала рождению крупных дарований. В
многоцветном и противоречивом искусстве начала 20 века выразилось и осознание
неизбежности крушения старого мира, и тревожно-радостное предчувствие грядущих
перемен.
Принадлежащие одной эпохе Блок и Есенин были людьми разных поколений и
разных истоков. Один потомственный русский интеллигент, кумир своего поколения.
«Люди этого поколения верили Блоку, узнавали в его стихах свою боль, свою тревогу, свою
надежду; иные ждали от него подвига». Другой крестьянский сын, только начинающий
пробовать свой поэтический голос.
1 ведущий. Александр Александрович Блок, крупнейший лирик 20 века, был, пожалуй,
наиболее мощным эхом пушкинского голоса. Поэзия Блока вместила символический образ
Прекрасной Дамы и душераздирающую реальность страдальческого лика России. Россия,
в сущности, и была его «Прекрасной Дамой», черты которой он находил и в женщине,
раздавленной колёсами, и в острожной тоске мимолётного взгляда из-под крестьянского
платка. Блок был певцом распада и в то же время его беспощадным обвинителем. Но свою
беспощадность к эпохе он начинал прежде всего с самого себя.
2 ведущий. Сергей Александрович Есенин… Может быть, самый русский поэт, ибо ничья
другая поэзия не происходила из шелеста берёз, из мягкого стука дождевых капель о
соломенные крыши крестьянских изб, из ржания коней на затуманенных утренних лугах,
из побрякивания колокольцев на шеях коров, из покачивания ромашек и васильков, из песен
на околицах. Стихи Есенина как будто не написаны пером, а выдышаны самой русской
природой. Его стихи, рождённые фольклором, сами превратились в фольклор. Страшась
исчезновения милого его сердцу патриархального уклада, Есенин называл себя «последним
поэтом деревни». Его поэзия порой была растерявшимся жеребёнком перед огнедышащим
паровозом индустриализации. Поэта пронизывал страх стать «иностранцем» в своей
собственной стране, но его опасения были напрасны.
Звучит песня «Над окошком месяц…»
С. Есенин. Родился в 1895 году, 21 сентября, в Рязанской губернии, Рязанского уезда,
Кузьминской волости, в селе Константинове.
С двух лет был отдан на воспитание довольно зажиточному деду по матери, у
которого было трое взрослых неженатых сыновей, с которыми протекло всё моё детство.
Стихи я начал писать рано, лет девяти, но сознательное творчество отношу к 16-17
годам. Некоторые стихи этих лет помещены в «Радунице».
Восемнадцати лет я был удивлён, разослав свои стихи по журналам, тем, что их не
печатают, и поехал в Петербург. Там меня приняли весьма радушно. Первый, кого я увидел,
был Блок, второй Городецкий. Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в
первый раз видел живого поэта.
Из поэтов-современников нравились мне больше всего Блок, Белый и Клюев. Белый
дал мне много в смысле формы, а Блок и Клюев научили меня лиричности.
Я по первому снегу бреду,
В сердце ландыши вспыхнувших сил.
Вечер синею свечкой звезду
Над дорогой моей засветил.
Я не знаю, то свет или мрак?
В чаще ветер поёт иль петух?
Может, вместо зимы на полях
Это лебеди сели на луг.
Хороша ты, о белая гладь!
Греет кровь мою лёгкий мороз!
Так и хочется к телу прижать
Обнажённые груди берёз.
О, лесная, дремучая муть!
О, веселье оснеженных нив!,,
Так и хочется руки сомкнуть
Над древесными бёдрами ив.
А. Блок. Блоку, много и мучительно размышлявшему над судьбой России, работавшему
именно в дни приезда Есенина над сборником «Стихи о России», приход юноши,
выросшего в глубине России, слагавшего стихи свежо и чисто, выражавшего чаяния
народной души истинно народным языком, мог показаться знаменательным. И ещё –
Есенин уже тогда очень хорошо читал свои стихи.
1 ведущий. «Первое впечатление совершенно пронзило слушателей, - вспоминал один из
современников, - новизной, трогательностью, настоящей плотью поэтического чувства. Он
читал гораздо громче, чем говорил, читал в обычной своей «есенинской» манере, которую
впоследствии только усовершенствовал… простые строки рубились упрямо и крепко, без
всякой приторности…»
А. Блок. В эту первую встречу с Есениным Блок дал ему и урок стихотворной техники.
1 чтец. Александр Блок. Поэты.
За городом вырос пустынный квартал
На почве болотной и зыбкой.
Там жили поэты, - и каждый встречал
Другого надменной улыбкой.
Напрасно и день светозарный вставал
Над этим печальным болотом:
Его обитатель свой день посвящал
Вину и усердным работам.
Когда напивались, то в дружбе клялись,
Болтали цинично и пряно.
Под утро их рвало. Потом, запершись,
Работали тупо и рьяно.
Потом вылезали из будок, как псы,
Смотрели, как море горело.
И золотом каждой прохожей косы
Пленялись со знанием дела.
Разнежась, мечтали о веке златом,
Ругали издателей дружно.
И плакали горько над малым цветком,
Над маленькой тучкой жемчужной…
Так жили поэты. Читатель и друг!
Ты думаешь, может быть, - хуже
Твоих ежедневных бессильных потуг,
Твоей обывательской лужи?
Нет, милый читатель, мой критик слепой!
По крайности, есть у поэта
И косы, и тучки, и век золотой,
Тебе ж недоступно всё это!..
Ты будешь доволен собой и женой,
Своей конституцией куцой,
А вот у поэта – всемирный запой,
И мало ему конституций!
Пускай я умру под забором, как пёс,
Пусть жизнь меня в землю втоптала, -
Я верю: то бог меня снегом занёс,
То вьюга меня целовала!
Исполняется песня на стихи С.Есенина «Я обманывать себя не стану…»
А. Блок. При всей своей кажущейся поэтической «надмирности» Блок, по сути, был
человеком точного и чёткого действия. Он отлично понимал, сколь сложны будут для
юного крестьянского поэта первые, самые, может быть, важные шаги в литературном
Петрограде, пресыщенном, способном сломать и уничтожить даже очень талантливого
новичка. Поэтому своим авторитетом решил Блок поддержать гостя. Он отобрал небольшой
цикл произведений Есенина шесть стихотворений и направил автора с ними к своему
другу, уже известному поэту С.М. Городецкому, которому была близка стихия народной
крестьянской жизни, славянский фольклор, поэзия древней Руси.
2 ведущий. «Стихи, - вспоминал Городецкий, - он принёс завязанными в деревенский
платок. С первых же строк мне было ясно, какая радость пришла в русскую поэзию. Начался
какой-то праздник песни». Так начался путь Есенина в большую русскую поэзию. В
конечном счёте – первые шаги в бессмертие.
1 ведущий. В просторном, светлом и тихом кабинете, заполненном книгами, с низким
зелёным абажуром над дедовским письменным столом, в комнате, которая помнила всех
лучших русских поэтов первых десятилетий 20 века, Блок подарил Есенину один из томов
своего трёхтомного собрания сочинений, вышедшего в 1919 году, и надписал: «Сергею
Александровичу Есенину на добрую память. Александр Блок. 9 марта 1915 г. Петроград».
2 ведущий. Примерно через месяц после первой встречи Есенин вновь попросил Блока
принять его. На этот раз он получил в ответ примечательное письмо, не только полное веры
в его поэтические силы, но и призывающее мужественно глядеть в лицо жизни, какой бы
сложной и противоречивой она ни была.
А. Блок. «Дорогой Сергей Александрович. Сейчас очень большая во мне усталость и дела
много. Потому думаю, что пока не стоит нам с вами видеться, ничего существенно нового
друг другу не скажем.
Вам желаю от души остаться живым и здоровым. Трудно загадывать вперёд, и мне
даже думать о Вашем трудно, такие мы с Вами разные; только всё-таки я думаю, что путь
Вам, может быть, предстоит не короткий и, чтобы с него не сбиться, надо не торопиться, не
нервничать. За каждый шаг свой рано или поздно придётся дать ответ, а шагать теперь
трудно, в литературе, пожалуй, труднее всего.
Я всё это не для прописи Вам хочу сказать, а от души; сам знаю, как трудно ходить,
чтоб ветер не унёс и чтобы болото не затянуло». Истинно, Блок учил не поэзии, а жизни.
2 чтец. Александр Блок.
О, я хочу безумно жить:
Всё сущее – увековечить,
Безличное – вочеловечить,
Несбывшееся – воплотить!
Пусть душит жизни сон тяжёлый,
Пусть задыхаюсь в этом сне, -
Быть может, юноша весёлый
В грядущем скажет обо мне:
Простим угрюмство – разве это
Сокрытый двигатель его?
Он весь – дитя добра и света,
Он весь – свободы торжество!
1 ведущий. Однажды у Мурашова, готовившего к печати литературные альманахи
«Творчество», собрались писатели. Пришёл Есенин. Ждали Блока, но он опаздывал. В это
время в подарок хозяину принесли репродукцию картины Яна Стыки «Пожар Рима», в
центре которой фигура Нерона с лирой, окружённого прекрасными женщинами и
мужчинами, любующегося огненной стихией, уничтожающей город, и равнодушнл
внимающего призывам о помощи и воплям гибнущего народа. О картине сразу же зашёл
спор. Большинство клеймило того, кто способен совмещать поэзию с пытками. А Есенин
подошёл к столу, взял принадлежавший хозяину альбом и без помарок и исправлений
написал стихотворение.
3 чтец. Слушай, поганое сердце,
Сердце собачье моё.
Я на тебя, как на вора,
Спрятал в рукав лезвиё.
Рано ли, поздно всажу я
В рёбра холодную сталь.
Нет, не могу я стремиться
В вечную сгнившую даль.
Пусть поглупее болтают,
Что их загрызла мечта;
Если и есть что на свете –
Это одна пустота.
2 ведущий. Через несколько дней хозяин альбома показал есенинское стихотворение
Блоку, который, конечно, понял и его полемическую заострённость и истоки. В экспромте
Есенина звучала тема «страшного мира», то «проклятье заветов священных, поругание
счастья», которое буквально преследовало время от времени и самого Блока. Да и лексика
стихотворения восходила к блоковским текстам и даже к ранней его статье, посвящённой
русскому фольклору, - «Поэзия заговоров и заклинаний».
А. Блок. Блок медленно читал это стихотворение, очевидно, и не раз, а затем покачал
головой, позвал к себе Сергея и спросил:
- Сергей Александрович, вы серьёзно написали или под впечатлением?
С. Есенин. - Серьёзно, - тихо сказал Есенин…
А. Блок. Тогда я вам отвечу, - вкрадчиво сказал Блок.
И написал на другой странице альбома своеобразный ответ на дерзкий вызов молодого
Есенина жизни:
4 чтец. Жизнь – без начала и конца.
Нас всех подстерегает случай.
Над нами сумрак неминучий,
Иль ясность божьего лица.
Но ты, художник, твёрдо веруй
В начала и концы. Ты – знай,
Где стерегут нас ад и рай.
Тебе дано бесстрастной мерой
Измерить всё, что видишь ты;
Твой взор – да будет твёрд и ясен.
Сотри случайные черты –
И ты увидишь: мир прекрасен.
А. Блок. Революцию Блок воспринял как неотвратимое историческое возмездие. Это
отразилось в его знаменитой поэме «Двенадцать», которая была самой стихией
революционной улицы, выплеснувшейся на страницы. По свидетельству современников,
артисты из красных агитбригад вместо строки «Впереди Исус Христос» иногда читали
«Впереди идёт матрос». Наиболее контрреволюционно настроенные литераторы
демонстративно не подавали Блоку руки за его призыв слушать музыку революции.
5 чтец. Сергей Есенин. Отрывок из поэмы «Анна Снегина».
Возмездье достигло рока,
Рассыпались звенья кольца.
Тогда Мережковские Блока
Считали за подлеца.
«Двенадцать» вовсю гремело.
И разве забудет страна,
Как ненавистью вскипела
Российская наша «шпана».
И я с ним, бродя по Галерной,
Смеялся до боли в живот
Над тем, как хозяину верный,
Взбесился затягленный «скот».
6 чтец. Александр Блок. Отрывок из поэмы «Скифы».
Мильоны вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,
С раскосыми и жадными очами!
О старый мир! Пока ты не погиб,
Пока томишься мукой сладкой,
Остановись, премудрый, как Эдип,
Пред Сфинксом с древнею загадкой!
Россия – Сфинкс. Ликуя и скорбя,
И обливаясь чёрной кровью,
Она глядит, глядит, глядит в тебя
И с ненавистью, и с любовью!
Да, так любить, как наша кровь,
Никто из вас давно не любит!
Забыли вы, что в мире есть любовь,
Которая и жжёт, и губит!
Придите к нам! От ужасов войны
Придите в мирные объятья!
Пока не поздно – старый меч в ножны,
Товарищи! Мы станем – братья!
В последний раз опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!
1 ведущий. Именно искренняя любовь к России объединила двух замечательных поэтов
Блока и Есенина в революционные годы, обусловила взаимный интерес и уважение с
первых дней знакомства.
Об их одинаковом ощущении России говорит показательное и пока не привлёкшее
внимание исследователей совпадение. Заканчивая свою знаменитую статью «Судьба
Аполлона Григорьева», Блок писал:
А. Блок. «Я приложил бы к описанию этой жизни картинку: сумерки; крайняя деревенская
изба одним подгнившим углом уходит в землю; на смятом жнивье худая лошадь, хвост
треплется по ветру; высоко из прясла торчит конец жерди; и всё это величаво и
торжественно до слёз: это – наше, русское».
2 ведущий. Есенин, видимо, запомнил эти строки и почти повторил их в «Автобиографии»
1924 года:
С. Есенин. «Если сегодня держат курс на Америку, - писал он, - то я готов тогда
предпочесть наше серое небо и наш пейзаж: изба, немного вросла в землю, прясло, из
прясла торчит огромная жердь, вдалеке машет хвостом на ветру тощая лошадёнка. Это то
самое, что растило у нас Толстого, Достоевского, Пушкина, Лермонтова и других».
1 ведущий. Созвучие слишком символичное, чтобы быть просто случайным. Оно
свидетельствует о высоком духовном родстве двух великих поэтов, воплотивших в своём
искусстве сложную и многоречивую душу России.
2 ведущий. Голосом Блока и поэзии новой эры, как проницательно определил Эдуардас
Межелайтис, говорила «замечательная старая русская интеллигенция, интеллектуальная
глубина общества. А устами Есенина обращался к сердцу противоречивый нежный,
лирически певучий и вместе с тем стихийно бунтарский дух деревенского океана».
1 ведущий. Два голоса народа и интеллигенции влились поэзией Есенина и Блока в
революционный хор. «Неодолимая черта» была преодолена.
2 ведущий. В 1921 году Блока не стало.
Звучит песня на стихи С. Есенина «Не жалею, не зову, не плачу…»
1 ведущий. Не будучи риторическим гражданским поэтом, Сергей Есенин дал пример
высочайшего личного мужества в «Чёрном человеке» и многих других стихах, когда он
шлёпнул на стол истории своё дымящееся сердце, содрогающееся в конвульсиях,
настоящее живое сердце, не похожее на то, которое превращают в червовый козырной туз
ловкие поэтические картёжники.
7 чтец. Сергей Есенин. Отрывок из поэмы «Чёрный человек».
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячит больше невмочь.
Чёрный человек,
Чёрный, чёрный,
Чёрный человек
На кровать ко мне садится,
Чёрный человек
Спать не даёт мне всю ночь.
Чёрный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
Чёрный человек,
Чёрный, чёрный!
«Слушай, слушай, -
Бормочет он мне, -
В книге много прекраснейших
Мыслей и планов.
Этот человек
Проживал в стране
Самых отвратительных
Громил и шарлатанов.
В декабре в той стране
Снег до дьявола чист,
И метели заводят
Весёлые прялки.
Был человек тот авантюрист,
Но самой высокой
И лучшей марки.
Был он изящен,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою.
Счастье, - говорил он, -
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных давно известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.
В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжёлых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым –
Самое высшее в мире искусство».
«Чёрный человек!
Ты прескверный гость.
Эта слава давно
Про тебя разносится».
Я взбешён, разъярён,
И летит моя трость
Прямо в морду его,
В переносицу…
…Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь,
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один…
И разбитое зеркало…
2 ведущий. Из воспоминаний Г. Устинова: «…самый последний день Есенина был для меня
мучительно тяжёл. Он жаловался на неудачно складывающуюся жизнь. Потом в комнату
пришли. Есенин стал читать стихи, и опять – «Чёрного человека». Тяжесть не проходила, а
как-то усиливалась, усиливалась до того, что уже было трудно её выносить…»
1 ведущий. Из воспоминаний В. Эрлиха: «Пришёл я рано… Сергей моет кисть. Кажется, в
комнате была прислуга. Вдруг Сергей говорит: «…Это же безобразие. Чтобы в номере не
было чернил. Я искал: так и не нашёл. Смотри, что я сделал!» Засучил рукав, показывает
руку: разрезано. Поднялась буча. В первый раз видел Устинову сердитой…
Сергей нагибается к столу, вырывает из блокнота листок, показывает издали: стихи.
Затем говорит, складывая листок вчетверо и кладя мне в карман пиджака: «Это тебе. Я тебе
ещё не писал ведь? Правда… и ты мне тоже не писал!»
Устинова хочет прочитать. Я тоже. Тяну руку в карман.
- Нет, ты подожди! Останешься один – прочитаешь. Не к спеху ведь».
С. Есенин. До свиданья, друг мой, до свиданья,
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки и слова,
Не грусти и не печаль бровей, -
В этой жизни умереть не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
2 ведущий. Из воспоминаний Е. Устиновой: «28-го я пошла звать Есенина завтракать,
долго стучала, подошёл Эрлих и мы вместе стучались. Я вошла в комнату: кровать не
была тронута, я к кушетке – пусто, к дивану никого, поднимаю глаза и вижу его в петле у
окна».
Звучит песня на стихи С. Есенина «Отговорила роща золотая…»
8 чтец. Владимир Маяковский. Сергею Есенину. Отрывок.
…Это время –
трудновато для пера,
но скажите
вы,
калеки и калекши,
где,
когда,
какой великий выбирал
путь,
чтобы протоптанней
и легше?
Слово –
полководец
человечьей силы.
Марш!
Чтоб время
сзади
ядрами рвалось,
к старым дням
чтоб ветром
относило
только
путаницу волос.
Для веселия
планета наша
мало оборудована.
Надо
вырвать
радость
у грядущих дней.
В этой жизни
помереть
не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.
Звучит песня Ю. Шевчука «Это всё»