Ученики на Учителя.com


Структурные особенности портретных характеристик в романе М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита"

ГБОУ лицей №486
Структурные особенности портретных
характеристик
в романе М.А. Булгакова
«Мастер и Маргарита»
подготовила
учитель русского языка и литературы
Бебишева Елена Михайловна
г. Санкт-Петербург
2019
Бебишева Елена Михайловна
учитель русского языка и литературы
ГБОУ лицей №486
г. Санкт-Петербург
Структурные особенности портретных характеристик
в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»
Проблема создания портретных характеристик литературных персонажей издавна
привлекала внимание литературоведов и языковедов.
Портрет — (от франц. portrait — портрет, изображение) — воссоздание
внешности персонажей эпических и драматургических произведений, внешнего облика
людей в лирических стихотворениях (лицо, фигура, одежда, походка, жесты, манера
держаться), так называемые соматические признаки. Это один из основных приемов
изображения человека в литературном произведении. Портрет, подчеркивая в человеке
индивидуальные, неповторимые черты, является важным средством, зачастую
центральным компонентом создания его образа. Однако это не только описание
соматических особенностей персонажа, но и, зачастую, подробное и глубокое
изображение чувств, мыслей, переживаний с помощью лингвистических средств.
В романе «Мастер и Маргарита» можно обнаружить 349 фрагментов текста,
содержащих портретную характеристику 95 персонажей. Все портретные описания, в
соответствии с функцией описываемых героев, можно подразделить на две разнородные
по объему группы. Самую большую группу составляют так называемые герои,
относящиеся к категории «статистов», создающих общую картину произведения, «фон»
для действий основных героев. Их портретные описания могут выстраиваться с помощью
использования небольшого количества компонентов (называется их возрастной или
социальный статус, иногда род деятельности, отдельные признаки, одежда и т.д.). С точки
зрения информативного аспекта – это портреты-штрихи. Двадцать героев романа не
имеют портретной характеристики вообще (в основном это члены МАССОЛИТа), что
указывает на отсутствие каких-либо индивидуальных черт, и наличие признаков
«массового характера». С позиции структурно-синтаксического аспекта - это групповые
портреты.
Во вторую группу можно отнести «активных» героев, занимающих центральное
место в романе: Воланда, Понтия Пилата, Иешуа Га-Ноцри, Мастера и Маргариту. С
позиций структурно-синтаксического аспекта, их портретные описания относятся к
индивидуальным. С точки же зрения информативного аспекта – это дескриптивные
портреты (с максимальным набором признаков) и оценочные.
С помощью композиционно-семантического аспекта также можно определить
портретные характеристики с позиций восприятия персонажа другими героями и
самовыражения (поток мыслей, совершаемые действия, личные вещи). Наличие
внутреннего диалога в портретных характеристиках героев позволило подразделить их на
две группы: «открытых» (внутренний мир открыт читателю, он может туда проникнуть
непосредственно) и «закрытых» (внутренний мир от читателя скрыт, зашифрован). К
первой группе можно отнести Понтия Пилата, Мастера и Маргариту. Ко второй – Воланда
и Иешуа.
С помощью лексико-семантического аспекта выявлены лексико-семантические
группы слов, используемые в портретных описаниях. В тексте романа чаще всего
встречаются следующие лексико-семантические группы слов: 1) соматическая лексика; 2)
лексика, относящаяся к описанию одежды; 3) цветообозначение. В портретных
характеристиках встречается и лексико-семантическая группа слов, отражающая
психологическое состояние героев. Особенно ярко она представлена в портретной
характеристике Мастера и Понтия Пилата.
Для более глубокого рассмотрения портретных описаний можно выбрать метод
сопоставления и сравнения главных героев с второстепенными. Так образы Воланда,
Понтия Пилата, доктора Александра Николаевича Стравинского близки между собой по
нескольким критериям: внешние данные, ум, возрастная категория. Кроме того, каждый
из них обладает властью, которая распространяется на других героев. Отдельно
рассматривается портретное описание Воланда и Арчибальда Арчибальдовича, так же
имеющие сходства между собой. Если Воланд – сатана из потустороннего мира, то
флибустьер выполняет функцию сатаны в мире московском: его взгляд убийственен, а
ресторан Грибоедов, которым он управляет, напоминает сущий ад. Образ Иешуа Га-
Ноцри вступает в контраст с образом Иуды, а портретная характеристика Мастера
раскрывается по-новому при сравнении с портретной характеристикой Маргариты
Николаевны.
Подробнее остановимся на портретных характеристиках арестанта Иешуа и Иуды
из Кириафа. Их структура состоит из описания внешних черт и сопровождается
описанием внутреннего состояния героя. Для портретных характеристик обоих героев не
характерно наличие внутреннего диалога, что делает их «внутренне закрытыми», поэтому
мы проводим сопоставление на ур-не внешних характеристик.
Описание Иешуа Га-Ноцри, или «философа», как называет его Понтий
Пилат, изображено глазами Мастера, поскольку этот персонаж встречается в его романе.
С позиций структурно-синтаксического аспекта –подобные портретные описания чаще
всего охватывают внешние признаки героя: соматическую, цветовую лексику, лексику
группы «одежда»:
Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его
была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под
левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта – ссадина с запекшейся кровью.
Приведенный с тревожным любопытством глядел на прокуратора [1;392].
Облик персонажа изображен автором без идеализации, невзрачным, со следами
физического насилия на лице. Привлекает внимание и сама одежда – «хитон» - «у
древних греков: род широкой, падающей складками одежды» [Ожегов,792]. Используя
качественные прилагательные «старенький», «разорванный» при описании одежды
арестанта, повествователь подчеркивает отсутствие величия в образе. Образованное при
помощи уменьшительно-ласкательного суффикса -еньк-, прилагательное «старенький»
несет в себе и сниженную коннотацию, изображая жалкость облика в целом. В то же
самое время, в тексте отмечается такая внешняя черта, как «светлая улыбка» арестанта,
что несомненно смягчает впечатление от первоначального образа:
– И в этом ты ошибаешься, – светло улыбаясь и заслоняясь рукой от солнца,
возразил арестант [1;399].
Таким образом, постепенно раскрывается двойственность образа Иешуа,
построенная на приеме антитезы. Булгаков рисует образ обычного человека, во внешности
которого не выражается ни одной черты, позволяющей идентифицировать его как
пророка, сына Божьего.
В отличие от «грязных» и «рваных» одежд Га-Ноцри, его изможденной физической
оболочки, внешний вид Иуды поражает своей привлекательностью. Как и у Иешуа с
позиций информативного аспекта используются чаще всего дескриптивные портреты
(описательные)героя:
В это самое время из другого переулка в Нижнем Городе, переулка изломанного,
уступами сбегавшего к одному из городских прудов, из калитки неприглядного дома,
слепой своей стороной выходящего в переулок, а окнами во двор, вышел молодой, с
аккуратно подстриженной бородой человек в белом чистом кефи, ниспадавшем на
плечи, в новом праздничном голубом таллифе с кисточками внизу и в новеньких
скрипящих сандалиях. Горбоносый красавец, принарядившийся для великого
праздника, шел бодро, обгоняя прохожих, спешащих домой к праздничной трапезе,
смотрел, как загоралось одно окно за другим [1;680].
Его портрет никак не может ассоциироваться у читателя с образом страшного
предателя из Евангельской Библии. Этому способствует использование в характеристике
портрета наречий образа действия, образованные от качественных прилагательных –
«аккуратно», «бодро», качественных прилагательных «белом чистом кефи», «новом
праздничном таллифе», качественное прилагательное с суффиксом –еньк- ,
приобретающее уменьшительно-ласкательный оттенок- «новеньких сандалиях»,
имеющий положительную оценочность.
Иуда из Кириафа наделен необычайной красотой: об этом упоминается не только в
описании самого героя, но и в речи Афрания, докладывающего о нем Понтию Пилату:
– Скажите! Характеристику его вы можете мне дать? Фанатик?
– О нет, прокуратор.
– Так. А еще что-нибудь?
– Очень красив [1;680].
Употребляется наречие степени качества «очень», обозначающее красоту в
«сильной ее степени» [ Ожегов, 445]. Все внимание автор акцентирует именно на внешних
чертах, идеализируя их настолько, что их правильность и красота ставятся под сомнение:
возможно, они не символизируют чистоту и свет души, а, наоборот, отражают лишь
внешнюю оболочку. Образ Иуды практически противопоставлен образу Иешуа. Будучи
человеком подлым и безнравственным, он выполняет роль наводчика, доносчика на
Иешуа, однако, предателем его назвать крайне трудно. Он никогда не был его
последователем, в отличие от Левия Матвея, потому с легкостью заманивает философа к
себе домой, не вызвав у того никаких подозрений. Этот поступок открывает для нас новые
черты характера: хитрость, ловкость, бесчеловечность.
Второй критерий, выявляющий различия между героями- это принадлежность к
социуму:
– Имя?
– Мое? – торопливо отозвался арестованный, всем существом выражая готовность
отвечать толково, не вызывать более гнева.
Прокуратор сказал негромко:
– Мое – мне известно. Не притворяйся более глупым, чем ты есть. Твое.
– Иешуа, – поспешно ответил арестант.
– Прозвище есть?
– Га-Ноцри [1;394].
Этот факт свидетельствует о совершенной оторванности не только от своего
родословного древа, но и от всего социума. Самый распространенный вариант
расшифровки данного прозвища – считать его производным от названия города: из
Назарета. Однако, «Га-Ноцри» не может быть производным от названия города,
поскольку означает «назорей», что связано с религиозной принадлежностью, а не с
географическим понятием. Это слово, возможно, происходит от еврейского «нецер»,
ветвь. Иудеи, не признавшие Иисуса Мессией, вкладывали в определение «ноцри»
презрительный смысл – «отпочковавшийся», «отщепенец». Кроме того, сам Иешуа
Назарет родным городом не считает:
– Откуда ты родом?
– Из города Гамалы, – ответил арестант, головой показывая, что там, где-то далеко,
направо от него, на севере, есть город Гамала.
– У меня нет постоянного жилища, – застенчиво ответил арестант, – я
путешествую из города в город [1;438].
Иешуа не помнит своих родителей, до него дошли лишь слухи об отце-сирийце:
– Кто ты по крови?
– Я точно не знаю, – живо ответил арестованный, – я не помню моих родителей. Мне
говорили, что мой отец был сириец… [1;438].
– Родные есть?
– Нет никого. Я один в мире [1;438].
Более того, Иешуа – «подкидыш» («ребенок, подкинутый матерью чужим людям»
[Ожегов, 491], но остается неизвестным, когда и кому он был подкинут. Его появление на
свет похоже на появление ниоткуда, его жизнь до суда у Пилата – тайна:
Помянут меня, – сейчас же помянут и тебя! Меня – подкидыша, сына
неизвестных родителей, и тебя – сына короля-звездочета и дочери мельника, красавицы
Пилы [1;687].
О родословной Иуды также ничего неизвестно. Афраний упоминает только то, что
у него есть родственники:
– Он работает в меняльной лавке у одного из своих родственников[1;680].
Однако внимание читателя акцентируется на его привязанности к Низе – замужней
женщине. В этой ипостаси его образ открывается по-новому. Иуда, душа которого
погрязла в алчности, вдруг становится еще способным к нежным чувствам. Так, при
встрече Низы, в его «голосе послышались какие-то детские интонации», «он зашептал
растерянно». В словаре Ожегова прилагательное «детский» имеет значение «не
свойственный взрослому, незрелый» [150], т.е. чистый и по-ребячески наивный. Наречие
«растерянно», образованное от качественного прилагательного, как бы придает глаголу
несовершенного вида «шептать» дополнительный эмоциональный оттенок – «говорить
тихо, взволнованно, находясь в сильном потрясении»[614]. Иуда настолько охватываем
робостью перед возлюбленной, что речь персонажа становится обрывистой,
недоговоренной до конца невнятной, непонятной. Об этом свидетельствует обилие
многоточий в конце предложений с прямой речью. Умирая, именно имя любимой он
произносит последним. И произносит его «не своим, высоким и чистым молодым голосом,
а голосом низким и укоризненным», осознавая, что доверил свое сердце еще более
жестокому существу, чем он сам. В приведенной цитате можно выделить
противопоставление своего - «высокого и чистого» голоса и голоса предсмертного -
«низкого и укоризненного». Прилагательное «высокий» имея антонимическую пару –
«низкий» отражает двусторонность внутреннего мира героя, в одном из которых царит
«чистота», а в другом отражается темная половина, в которой есть место и упрекам.
Описание голосовых особенностей Иешуа также разнообразно и противоречиво:
– Да, Левий Матвей, – донесся до него высокий, мучающий его голос [1;397].
Дисмас умолк, Иешуа оторвался от губки и, стараясь, чтобы голос его звучал
ласково и убедительно, и не добившись этого, хрипло попросил палача:
– Дай попить ему [1;551].
С «высокого» голос изменяется в более низкий – «хриплый», находящийся ниже по
регистру и имеющий менее насыщенный звук. То старание, с каким персонаж пытается
переменить голос на «ласковый и убедительный» обличает некую ложность,
неестественность в действии: словно герой пытается играть на кресте определенную роль,
но интонация его подводит и подлинное вырывается наружу.
Следующие подробные портретные описания героя мы находим в главах «Казнь» и
«Погребение». С точки зрения композиционно-семантического аспекта, они даются с
авторской позиции и построены на использовании соматической лексики: описание лица,
глаз, тела героя, использование цветовой лексики, и лексики из группы «одежда»:
Счастливее двух других был Иешуа. В первый же час его стали поражать
обмороки, а затем он впал в забытье, повесив голову в размотавшейся чалме. Мухи и
слепни поэтому совершенно облепили его, так что лицо его исчезло под черной
шевелящейся массой. В паху, и на животе, и под мышками сидели жирные слепни и
сосали желтое обнаженное тело.
Тело с выпятившимися ребрами вздрогнуло. Палач провел концом копья по
животу. Тогда Иешуа поднял голову, и мухи с гуденьем снялись, и открылось лицо
повешенного, распухшее от укусов, с заплывшими глазами, неузнаваемое лицо.
Разлепив веки, Га-Ноцри глянул вниз. Глаза его, обычно ясные, теперь были
мутноваты [1;550].
Крысобой, брезгливо покосившись на грязные тряпки, лежащие на земле у
столбов, тряпки, бывшие недавно одеждой преступников, откоторой отказались
палачи, отозвал двух из них и приказал: – За мною! [1;550].
Автор подчеркивает искаженность, уродливость внешних признаков героя,
присваивая каждому их частей тела яркие по образности определения: лицо –
«распухшее», «неузнаваемое», тело – «желтое обнаженное», « с выпятившимися
ребрами», глаза – «заплывшие», «мутноватые». Возникновения образов мух и «жирных»
слепней, облепляющих тело и лицо казненного, вызывают внутреннее отторжение,
оставляют неприятный осадок, негативное впечатление у читателя. В неприглядном
состоянии находится и одежда героя: «голова в размотавшейся чалме», «грязные
тряпки». В совокупности лексические компоненты изображают не светлый образ
мученика на кресте, а страшную картину смерти.
Интересно, что картина смерти Иуды выглядит совершенно иначе, как бы
контрастируя на фоне мучений Иешуа:
Третий же присел на корточки возле убитого и заглянул ему в лицо. В тени оно
представилось смотрящему белым, как мел, и каким-то одухотворенно
красивым [1;684].
В образе Иуды возникает белый цвет, как символ чистоты, света. Он сопутствует
всему описанию образа героя, открывая его подспудную сторону («белое чистое
кефи»). Красота на сей раз оценивается не только как внешний признак, а как качество
души – она «одухотворена». Наречие образа действия «одухотворенно», образованное от
качественного прилагательного «одухотворенный» означает «проникнутый возвышенным
чувством»[ 407].
В цветовой гамме, используемой при описании Иешуа, доминирующими являются
голубой и белый цвет. Если белый цвет имеет одно значение - цвет чистоты,
непорочности и света, то голубой интерпретируют двояко: это цвет мира, спокойствия,
мечтаний и в то же время это цвет грусти, меланхолии, равнодушия.
Таким образом, при сопоставлении двух противоположных героев (Иешуа,
выполняющего роль положительного героя и Иуды – отрицательного), мы обнаруживаем
и раскрываем новые грани их портретных характеристик. Этому способствует тесное
переплетение внешних черт героя с внутренним миром, что присуще всем героям романа
«Мастер и Маргарита». Так, портретная характеристика Иуды позволяет оценить
диалектику образа персонажа, совершающего как плохие, так и хорошие поступки. В этой
связи мы можем построить своеобразную цепочку героев, с которыми взаимодействует
рассматриваемый нами герой: Афраний – Иешуа – Низа. Вступая с каждым в контраст,
только по отношению к Иешуа он оказывается персонажем отрицательным. На фоне же
Афрания и Низы – положительным. В отличие от Иешуа (как прообраз Ииусуса), Иуда не
примеряет на себе чужую личину, а остается самим собой на протяжении всего романа.
В образе же Иешуа Га-Ноцри, напротив, при подробном рассмотрении,
проявляются отрицательные черты внешней характеристики, не способствующие
героизации, описаны лишь страдания, в первую очередь, физические. Лишь соотнесение
его с Иисусом Христом позволяет расставить правильные акценты.
Значит, главных героев романа нельзя отнести ни к сугубо положительным, ни к
сугубо отрицательным. Основная черта их портретных характеристик – двойственность,
которая изначально проявляется на уровне портретного описания, а в дальнейшем
находит свое отражение в поступках героев. На это указывает, например, внешность
Воланда, построенная на асимметрии, облик Понтия Пилата, в котором особое внимание
автор акцентирует на глазах, тембре голоса и цвете одежды героя. Более ярко
двойственность проявляется при сопоставлении главных героев второстепенным. В таком
ключе рассматриваются образы Иешуа Га-Ноцри и Иуды из Кириафа. Благодаря этому
сопоставлению раскрываются новые черты героя, не способствующие его героизации.
Наконец, во внешности Маргариты усматриваются черты, присущие ведьме, а в
портретной характеристике Мастера проскальзывает равнодушие и холодность по
отношению к своей жене, выраженное в фамильярном «прищелкивание» пальцами.
Таким образом, раздвоенность внутренняя и внешняя не только делает героев
романа живыми и реалистичными (противоборство двух начал, возникающее в душе
каждого человека), дает возможность взглянуть на образ героя под другим углом, но и
способствует более глубокому раскрытию содержания произведения в целом,
постижению авторского замысла.
Список использованной литературы
1. Булгаков, М. А. Пьесы. Романы / Сост., вступ. Ст. и примеч. В. М. Акимова; Ил. Е. М.
Белоусовой. - М.: Правда, 1991. - 768 с., ил.
2. Ахманова, О.С. Словарь лингвистических терминов / О.С. Ахманова. - Спб.: Питер,
2006. - 248-249 с.
3. Барт, Р. От произведения к тексту / Р. Барт, пер. С.Н. Зенкина // Барт Р. Избранные
работы. Семиотика. Поэтика. - М.: Просвещение, 1989. - 413-423 с.
4. Виноградов, В.В. Язык литературно-художественного произведения / В.В. Виноградов
// Избранные труды. О языке художественной прозы. - М.: Наука, 1980. - 70-82 с.
5. Галинская, И.Л. Наследие М. Булгакова в современных толкованиях / И.Л. Галинская. -
М.: ИНИОН, 2003 - 32 с.
6. Гальперин, И.Р. Текст как объект лингвистического исследования / И.Р. Гальперин. -
М.: КомКнига, 2007. - 89-96 с.
7. Гинзбург, Л.Я. О литературном герое / Л.Я. Гинзбург. - СПб.: Питер, 2007. - 23-38 с.
8. Греймас, А.Ж. Семиотика. Объяснительный словарь теории языка / А.Ж. Греймас, Ж.
Курте, пер. Я.П. Мурат // Семиотика. - М.: Просвещение, 1983. - 483-550 с.
9. Грехнев, В.А. Словесный образ и литературное произведение / В.А. Грехнев.- Нижний
Новгород: Светоч, 1997. - 25-56 с.
10. Донец, С.М. Оценка и ее роль в познании / С.М. Донец. - М.: АСТ, 1972. - 66-71 с.
11. Ожегов, С.И. Толковый словарь русского языка / С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. - М.: Аз;
Издание 3-е,1996. - 928 с.
Скачать материал

Литература - еще материалы к урокам: