Беседа "Роль отца в воспитании" (беседа с родителями)

Подготовила: Алтынник Антонина Николаевна,
учитель изобразительного искусства
МОУ «Вейделевская СОШ», пос. Вейделевка.
"Роль отца в воспитании"
(беседа с родителями)
На уроке в VI классе молодой учитель истории увлеченно рассказывает о
войне с Наполеоном. Вдруг поднимается рука.
Что ты, Катя?
А она (кивает на соседку) яблоко ест.
Слушай, учитель обращается к соседке Кати, судорожно прячущей
надкушенное яблоко в портфель, – ну, угости человека, не жадничай.
И все. Инцидент исчерпан.
Это и есть мужской подход, мужская реакция. Как не хватает ее в иных
семьях, где не умеют отличить мелкое от крупного, где провинность ребенка
возводится в серьезную вину, проступок едва ли не в преступление, а оттого
искажаются масштабы вещей и событий.
Суть мужского воспитания как раз и состоит в постоянном ощущении
собственной силы и умении пользоваться ею в единственно достойном
направлении: чтобы взять на себя ношу потяжелей. И этим, пожалуй, все
сказано. Дети должны знать: есть на свете нечто, что могут сделать и вынести
лишь мужские руки, мужские плечи. Такое знание не усваивается на словах
только на опыте. Если мальчик хоть раз в жизни видел, как его отец бросился
выручать женщину, к которой пристали пьяные хулиганы, если заметил, как он
вскакивает с места, чтобы уступить его тому, кто в нем больше нуждается, если
запомнил, как отец, слова не произнося, перебирается с нижней полки на
верхнюю, потому что в купе вошла женщина, такой мальчик не нуждается в
специальных наставлениях: уже в детстве он усвоит нормы порядочности,
нормы естественного мужского поведения.
Об этом очень хорошо рассказывает Елена Алексеевна Никитина, мать семи
детей, написавшая в соавторстве со своим мужем Борисом Павловичем
интереснейшие книги о воспитании. Именно пример отца, который погиб, когда
она еще совсем была девочкой, внушил ей потребность выбирать самые
трудные варианты жизни. Он ушел на фронт добровольцем, хотя
представлялась возможность поехать в Златоуст начальником училища, и это
тоже была бы почетная, уважаемая работа. Но он так не мог. И его поступок
стал для детей незабываемой отцовской наукой, которую они запомнили
навсегда, больше того – залогом их собственного родительского счастья.
Каждое утро, в любую погоду, в любое время года я вижу одну и ту же
картину. Они выходят, точнее, выбегают, из подъезда вместе. Отец и сын.
Маленький – точно уменьшенная копия большого. Собственно, он уже вырос на
моих глазах, этот маленький, вытянулся, вот-вот догонит отца. Но все также по
утрам, одетые в совершенно одинаковые тренировочные костюмы и вязаные
шапочки, они бегут рядом, шаг в шаг, деловито, сосредоточенно, а, закончив
назначенный себе урок, также деловито, не стирая со лба выступившие
капельки пота, входят в подъезд. Умилительно видеть, как младший подражает
старшему. Каждый жест, каждое движение словно отражаются в зеркале. Я
видела, как он подхватывает из рук матери сумку с продуктами абсолютно тем
же отцовским манером. И как подает ей руку, выходя из автобуса. И как
пристегивает лыжное крепление. Маленький мужчина, очень рано осознавший в
себе мужское начало. Можно, думаю, уже сейчас сказать, что женщине, которая
когда-нибудь достанется ему в жены, будет с ним надежно, уютно.
Этот мальчик получает мужское воспитание, плоды которого очевидны. Я
часто езжу на работу с его матерью. Как все женщины, по дороге мы обсуждаем
семейные проблемы. Восхищаюсь, до чего же заметна во всем поведении ее
сына мужская рука. Она кивает головой да. Только не думайте, говорит она,
что все получилось само собой. И рассказывает о маленьких хитростях, к
которым прибегала, когда малыш только родился, чтобы приучить к нему отца.
Тот поначалу не скрывал, что этот крошечный комок человеческой плоти не
вызывает у него иных чувств, кроме страха, а временами даже отвращения.
Сменить пеленку, смазать малыша кремом – это казалось ему невероятным.
И тогда инстинкт (опыта-то не было) подсказал молодой женщине способ
сблизить отца и новорожденного сына. Нет, она не попрекала его холодностью,
не рассуждала о долге, не призывала на помощь собственную маму. Просто все
чаще у нее возникала необходимость оставить их наедине. То заболела подруга
и надо ее навестить. То самой требуется к врачу, то еще что-нибудь И поневоле
отцу приходилось делать самое необходимое: пеленать, кормить сына из
бутылочки, ловить его улыбку, отвечать на агуканья, словом, общаться с ним.
Отец и не заметил, когда страх сменился щемящей нежностью. А молодая
женщина почувствовала, что это произошло, когда однажды он бросился к
малышу, заплакавшему в своей кроватке, хотя мать была дома и бросилась
тоже. Их взгляды встретились, и она поняла: свершилось, муж стал отцом не
только потому, что так написано в сыновних метриках, а потому, что стал им на
самом деле. Речь о том, что родительское счастье рукотворно. Более всего
любишь то, к чему приложил руки, что стало твоим созданием не в силу одного
лишь кровного родства. Так любят дом, построенный своими руками,
выращенное дерево. Но воспитанный тобой человек вызывает совершенно
особое чувство. Вам доводилось когда-нибудь наблюдать выражение отца,
купающего своего младенца? Как преображается оно в этот момент!
Пробужденное отцовство извлекает из самых глубин мужского характера
лучшие его качества. Причем именно мужские. Вот он держит на ладони
крошечную головку и испытывает то, что, казалось бы, дано познать только
женщине, приложившей свое дитя к груди, ни с чем не сравнимое ощущение
того, как зависит от тебя, от каждого твоего движения вверенная тебе
человеческая жизнь. Есть ли другой случай вот так почувствовать свою силу,
именно мужскую силу, которая для того собственно и нужна, чтобы служить
защитой слабости? Маленький ребенок откровенно взывает к заложенному
самой природой инстинкту защитника: смотри я слаб, ты мне так нужен, что
сталось бы со мной, если бы не ты.
Отец и сын строят вместе дом из кубиков, возводят крепость из песка, чинят
сломавшуюся игрушку, собирают подъемный кран из пластинок конструктора,
соединяют проводки радиосхемы, разыгрывают на полу Бородинское сражение,
гоняют по двору футбольный мяч, читают вслух газету, обсуждают последние
новости, и каждый раз, даже не отдавая себе отчета в этом, отец внушает своему
ребенку ощущение уверенности в себе, защищенности. Скольким матерям
недостает чисто мужской способности выяснить отношение с сыном спокойно,
не теряя ни достоинства, ни чувства юмора, не унижаясь до крика и никого этим
не унижая. И какую великую нужду испытывают дети, особенно мальчики, в
том, чтобы можно было прийти в дом с какими угодно неприятностями, от
порванных штанов и промокших ботинок до самой серьезной беды, и знать что
тебя выслушают, не перебивая, не падая в обморок, реакция будет взвешенной,
неспешной, а решения и советы осмысленными и выполнимыми.
«Нашему мальчику не хватает мужской руки!» вздыхает соседка, бабушка
тринадцатилетнего внука. Я понимаю, речь идет не о той руке, которая может
крепко ударить, а о той, на которую можно опереться. Само представление о
мужском воспитании, прежде всего, приводит на ум мысль о строгости, режиме,
неукоснительном порядке. Это, безусловно, так. Но мужская требовательность
тем хороша, что в ней меньше педантизма, скучной назидательности. Отцу,
который проводит со своим ребенком много времени, обычно нет нужды
напоминать, что инструменты или игрушки надо складывать или убирать.
Мальчик видит, как отец тщательно, любовно протирает сверло, укладывает в
ящик дрель, распределяет по надлежащим гнездышкам винтики и прочие, столь
дорогие мальчишескому сердцу, предметы, и все необходимые навыки
вырабатываются сами собой методом простого подражания отцу, на которого
так хочется быть похожим.
Моя коллега часто рассказывает мне о муже, который всерьез увлекся
огородничеством и цветоводством. Ей самой эта страсть не слишком мила и
понятна, подчас казалось, даже обременительна. Она оценила ее по достоинству
лишь тогда, когда однажды подметила, как трехлетний сынишка раскладывает
семена укропа на бумажном рулончике, чтобы потом совершенно новым
способом, изобретенным папой посеять их в землю.
Мать была поражена сосредоточенностью, с какой мальчуган выполнял свою
работу. Отец похвалил его сдержанно, без лишних восторгов, но мальчик
вспыхнул, поднял на него глаза, и мать поняла, что именно так, и никак иначе,
вершится великий акт воспитания себе подобного. Потом она часто украдкой
наблюдала, как работают вместе ее мужчины, убирают и жгут опавшие листья,
строгают доски для пола на терраске, подвязывают помидорные кусты, строят
теплицу. Она и сама постепенно втянулась в чуждую ей раньше, как она порой
ворчала, «возню», потому что открыла ее смысл вот так растут мужчины,
постигают исконные мужские умения, вырабатывают вкус к подлинно мужским
занятиям и увлечениям, которые объединяют мужчин в особый клан.
Я близко знаю девочку-подростка. К ней часто приходит серьезный
темноволосый, большеглазый мальчик. Видно, что они дружны, им интересно
вместе. Вот они о чем-то оживленно спорят, вот рассматривают репродукции в
недавно приобретенном альбоме. Но если отец девочки занят каким-то мужским
делом: ремонтирует машину, разбирает приемник, или чертит схему устройства
для подвешивания книжных полок, ее юный приятель тут как тут. Помогает,
держит инструменты, что-то красит. У этого мальчика нет отца. И простым
глазом видно, как тянется он к чисто мужским занятиям, готов поменять их
даже на часы и минуты, которые может провести с девочкой, хотя она ему,
безусловно, нравится. Но, может быть, именно рядом с ее отцом, сдержанным,
немногословным, который из тех, о ком говорят, что он на все руки мастер,
мальчик обретает то, что так потребуется ему в надвигающейся взрослой жизни.
В день моего шестнадцатилетия мама сделала мне удивительный подарок.
Это была толстая пачка писем, перетянутая истертым шпагатом. Писал их мой
отец. Сначала просто знакомый, потом жених (впрочем, в ту пору, кажется,
избегали этого слова), наконец, муж. Одному человеку: просто знакомой,
невесте, наконец, жене. Моей матери. Я плохо помнила отца. Он погиб, когда
мне едва минуло шесть лет. Но осмысливая сейчас историю собственного
становления (а такая история есть у каждого человека), я не нахожу в ней
ничего более значительного, чем встреча с отцом, таким, каким он остался в
словах, обращенных к матери.
Отец сделал для меня то, о чем мечтают, наверное, все отцы, но чего, увы, не
все достигают. Я обязана ему счастьем всей моей взрослой жизни. Потому что
вступила в нее, точно зная, какого хочу встретить мужа. Принято считать, что
отец играет особую роль в воспитании мальчика. Но и в воспитании девочки
высока эта роль. Перебирая знакомые мне безлюбовные семьи, я не могу
назвать девочку, которая вышла бы из этой безлюбовности существом вполне
гармоничным.
Может быть, я и ошибаюсь, но если исходить только из житейских
наблюдений, то кажется, что девочка, выросшая в такой семье, редко избегает
ошибок в собственном выборе. Запомнилось письмо, с которым обратилась ко
мне несколько лет назад 18-летняя девушка. Она выросла в семье, которую
обычно называют интеллигентной. Офицер в отставке отец, педагог мать.
Есть младшая сестра, есть полный достаток – нет счастья.
«Родителей не выбирают, писала она, и считается, что не судят. И все же
однажды наступает момент, когда вдруг чувствуешь, что вправе не только
судить, но и жестоко осуждать. За что? Если сказать в нескольких словах,
получается банально: просто мой отец не уважает свою семью. Услышав это
мое суждение, он бы наверняка удивился. Ему кажется естественным приходить
домой раздраженным, взвинченным, разговаривать со мной и моей сестрой на
повышенных тонах, доводить до слез мать, издеваясь над ее полной фигурой.
Он бы удивился, если бы услышал от меня упрек в том, что, любезный и
приветливый с другими женщинами, он никогда не пригласил мать в кино,
никогда мы с сестрой не видели, чтобы он принес ей цветы или взял под руку на
улице. Мама для него прислуга, которую он терпит и не меняет только потому,
что это хлопотно. Даже если бы он не говорил этого в минуты особой
немилости, все равно отношение отца к маме висит в воздухе, отравляя его. Ему
ничего не стоит бросить маме в лице: «На кой черт ты мне нужна». И это жене,
человеку, избранному на всю жизнь? Избранному… Право, высокое слово
звучит насмешкой, и мне приходит в голову жуткая мысль: а вдруг никакой
любви, никакой избранности вообще нет. Просто случай. Одному повезло
больше, другому меньше. Ведь чем-то же он позвал за собой маму двадцать
лет назад, когда она была такой, какой я видела ее только на фотографиях?
Возможно, и вы не поймете, о чем я. Ведь у нас с сестрой все всегда было.
Нам ни в чем не отказывали: ни в сладкой еде, ни в модных нарядах. Обделили
в главном мы никогда не видели свою мать веселой, счастливой, никогда отец
не провел ладонью по ее волосам, никогда не назвал ласковым словом. Но если
человек дал своей жене, матери своих детей все, кроме счастья, то разве нельзя
считать, что он ограбил не только ее, но и нас, девочек?»
Автор этого письма, Наташа, просила приехать, помочь ей. Но кто же тут
поможет? Я написала Наташе письмо, полное уверений в том, что она
ошибается в своих обобщениях, что бывает совсем иначе и у нее самой тоже
будет иначе.
Не знаю, утешило ли ее это послание. Думаю, нет. Под силу ли словам
перевесить груз печального опыта? Девочкам, хлебнувшим такого опыта в
отроческую пору, юность сулит опасные испытания. Не только норма в
поведении, а даже отдаленное приближение к ней может показаться
воплощением мечты. Сработает прием простого сравнения.
Если отец полагает, что жену и дочерей стесняться нечего; если он
принципиально не бреется по воскресеньям (кого обольщать-то); если норма его
обращения с домашними повелительное наклонение (подай, принеси), то
много ли трудов понадобится первому попавшемуся хлыщу, чтобы девочка,
выросшая в доме, где хозяйничал антимужчина, потеряла голову. «Он»-то
всегда наглажен, «он» надевает ради нее галстук, «он» любезно подает ей руку,
выходя из троллейбуса, и спрашивает, можно ли закурить. Чем не сказочный
принц?
Девочка не догадывается, что это нормально, по-другому и быть не должно.
Она-то ничего подобного не видела. Она смотрела на маму, которая, встав на
цыпочки, дотягивалась до фрамуги, чтобы ее протереть папа в это время
лежал на диване). Слышала брошенное мимоходом, как само собой
разумеющееся: «Дура». Может быть, когда-то давным-давно и отец тоже был
предупредительным и нежным? Она не знает, не видела. Поэтому требования к
юноше у такой девочки минимальны. Пожалуй, они целиком состоят из «не».
Не пьет (во всяком случае, на свидания не приходит пьяным), не сквернословит
(по крайней мере, при ней), не обрывает на полуслове. Чего еще ждать?
Помните Наташино письмо? Она уже и засомневалась, а может, любви-то и
вовсе нет, придумали ее авторы романов и фильмов. Вот страшный итог
духовной безотцовщины.
Модель будущей любви, будущей семьи девочка строит в том доме, в
котором выросла сама. Это неизбежно. Как бы не хотела она сотворить ее по
контрасту с этим домом, вряд ли такое возможно. Потому что размер мечты
неотвратимо зависит от испытаний наяву.
Много лет я наблюдаю за судьбой девочки, родители которой умудрились
сохранить до седых волос «буйство глаз и половодье чувств». Наверное, ей
будет непросто найти себе партнера, этой девочке, потому что уровень ее
представлений о том, какой должна быть семья, чрезвычайно высок. Всю свою
сознательную жизнь девочка видит, что ежевечерняя встреча родителей
праздник.
Она знает, что отец не однажды отказывался от заманчивых заграничных
поездок, вечеринок с друзьями, от приглашений на премьеру, если мама
почему-то не могла принять в этом участия. Она понимает, что мамины
«нравится» или «не нравится» закон для папы, а папины для мамы. И она
хочет, чтобы так же все было у нее самой.
Талант семейный подобен любому другому либо он есть, либо его нет. И
все же, все же… Если каждый отец, глава семьи, будет всякий день помнить,
что «у девушки в ладони, у женщины в горсти рождений и агоний начала пути»,
может быть, ему даже малый талант удастся восполнить старанием.
В доме растет девочка. Будущая жена и мать. Важно, чтобы она знала, верила
быть женой и матерью прекрасно. Разве не отцу дано укрепить свою дочь в
этом ощущении?
* * *
Пап, ну надень форму, пожалуйста. И с кортиком, ладно?
Каждое утро сын обращается с этой просьбой к отцу. Он морской офицер, но
служба его сейчас такова, что форму приходится одевать редко, в особых
случаях, и маленького сына это очень огорчает: ему так хочется, чтобы все в
детском саду видели, какой у него папа.
Наивная детская похвальба мой папа самый сильный, самый смелый, все
умеет и никого не боится, вот погодите, он придет, вам покажет невероятно
живуча, держится, особенно у мальчишек, едва ли не до конца подростковой
поры. Не удивительно: отцовские достоинства служат сыну средством
самоутверждения.
Понаблюдайте когда-нибудь, как ведут себя дети, чьи родители, особенно
отцы, водят их сверстников в походы, учат мастерить или играть в шахматы, в
хоккей. Помню, в классе, где я была когда-то классным руководителем, училась
девочка. Слабенькая, болезненная, она с трудом переходила из класса в класс.
Настроить ребят в ее пользу было практически невозможно: так как она была
плаксива, обидчива, не годилась ни для какой игры. И вот однажды мы
предприняли воскресную вылазку в лес. С погодой не повезло, шел дождь, и
задуманное удовольствие с костром и печеной картошкой грозило сорваться. Но
с нами был отец той самой девочки. И надо было видеть, как она преобразилась,
когда он ловко поставил шалашиком прутики, на них положил более крупные
сучья и заполыхал, заиграл огонь, совсем было потухший. Девочка
посматривала на одноклассников победоносно, потому что отсвет этого огня
падал на нее не только в прямом, но и в переносном смысле от того уважения
и восхищения, какое вызвал у детей ее умелый отец, кое-что перепало и ей
самой.
Несколько лет назад мне пришлось писать о большой разветвленной семье,
глава которой, уже дед и даже прадед, сохранял непререкаемый авторитет не
только для сыновей и дочерей, но даже для внуков с их высшим образованием,
для правнуков с их телевизионным опытом. Механизм этого непреходящего
влияния, этой способности сохранить не деланное, а подлинное почтение к себе,
к своему мнению, к своим суждениям был мне чрезвычайно интересен, и я
много говорила об этом со средним поколением детьми старика, которые уже
сами стали дедами и бабками.
Они в один голос объясняли мне, что секрет прост их отец прожил очень
непростую, но совершенно безупречную жизнь. Никогда не был слишком
практичным, семью в общем-то вела мать. Работал на разных должностях, в том
числе и весьма заметных, ответственных, но никогда не позволял себе ни
малейших отступлений от того, что полагал правилами жизни. Скажем, о том,
чтобы на служебной машине подвезти дочь в институт, который был чуть ли не
в двух шагах от его учреждения, и речи быть не могло. О том, чтобы его детям
перепало что-то, чего не доставалось другим, тем более. Был в жизни трудный
момент, когда любимый внук недобрал полбалла в университет, ректор
которого – старый приятель деда. Вся семья в ногах валялась: ну позвони,
пожалуйста, ведь послабление-то требуется крошечное. Ничуть не бывало, ни за
что!
И вот что интересно: именно эта отцовская непреклонность как раз и
осознается теперь и детьми, и внуками, как основа глубочайшего уважения к
нему всей семьи, включая многочисленных зятьев и невесток, в том числе
молоденьких, насмешливых, коих мы привыкли попрекать непочтительностью
к «предкам».
Я знаю и другую в чем-то похожую семью, семью сельского учителя,
страстного селекционера, который весь свой приусадебный участок превратил в
опытную делянку, где скрещивал дыню с огурцом, прививал томаты на
картофеле, выводил необыкновенные морозостойкие розы. И опять-таки эта
отцовская увлеченность хотя не вызвала стремления детей заниматься тем же
самым, но переплавилась в поразительное трудолюбие главное, осталась в их
памяти надолго, может быть, навсегда, тем чистым звуком детства, который
окрашивает будущую жизнь и передается следующим поколениям точно также,
как голос отца, читающего страницу за страницей любимую им самим и потому
полюбившуюся детям книгу. Тот, в чьем детстве был такой голос и такая книга,
обязательно захочет, чтобы все это повторилось когда-нибудь в жизни детей.
Вот он, механизм формирования семейной традиции, отличающей один дом от
другого. Это и есть воздух дома, его смысл, его основа, его судьба. И в
значительной мере судьба всех его обитателей.
Получила как-то удивительное письмо. Его прислал очень пожилой, многое
повидавший человек, вырастивший детей и внуков. И вот на склоне лет,
перебирая прожитое, кого же он вспоминает? Отчима. Мальчику было уже
девять лет, когда в доме, где он привык жить вдвоем с матерью, появился
посторонний человек. Он принял этого человека в штыки, поначалу убежал в
другую деревню, к родне отца, погибшего до его рождения.
Никто не упрекал его, не торопил, но однажды он пришел в материнский дом
сам. Отчим был замкнутым, неразговорчивым человеком. Казалось, в нем не
было ничего такого, что могло бы привлечь мальчишку-подростка.
Требовательный, аккуратный до педантизма, он приносил в дом запах свежих
стружек (работал столяром), какую-то особую подтянутость, строгость во всем.
Отчим никак специально не завоевывал привязанность пасынка, не
подлаживался к нему, но и не читал морали, не поучал. Но постепенно мальчик
привык подолгу стоять за спиной отчима, пока тот что-то строгал, пилил,
прилаживал в маленькой пристройке, а однажды сам взял в руки рубанок.
Именно там, в комнатушке с верстаком, впервые было произнесено слово
«отец». Тот, к кому оно было обращено, даже не обернулся, просто
откликнулся: «Что, сынок?».
Так постепенно, шаг за шагом крепла эта привязанность, и оказалась она
такой прочной, что хватило ее на долгую-долгую жизнь.
Что же из этой жизни вспоминается теперь, на закате? Вспоминается зимний
день, когда, молодой и влюбленный, он вез в санях восемнадцатилетнюю жену.
Вез показать родителям. Как водится, волновался: понравится ли, одобрят ли
его выбор. И вот родная деревня, ворота, знакомые до последнего сучочка, из
посеревших от времени тесин. Мать выглядывает в окно, всплескивает руками.
Он не успел отворить ворота, как из сеней выбегает отец ту пору он уже не
называл его отчимом) в рубашке, без шапки, вынимает из саней невестку,
укутанную в тулуп, и несет ее в дом как самую дорогую ношу.
С тех пор прошло полвека, а тот день не забыт ни мужем, ни женой. Не знаю,
как встречали они собственных невесток, но, думаю уроки, подобные тому, что
был им дан в ту незабвенную для них пору, не проходят бесследно.
Конечно, авторитет потому и называется этим словом, что предполагает
единственного автора самого человека, им обладающего. Однако мы схитрили
бы, сказав, что нет обстоятельств, которые ему способствуют или, напротив,
препятствуют. Так вот, авторитет отца в семье в огромной мере зависит от того,
поддерживается ли он женой и матерью, отношения которой с детьми обычно
ближе, непосредственней.
Умная женщина всегда сумеет высветить для детей все лучшее, что есть в их
отце, то, за что она сама когда-то его полюбила.!
Мать, укоряющая при детях отца, конечно, подрубает основы семейного
благополучия. Но даже скрытое неуважение, которое носится в воздухе,
наносит детям ничем не возместимый урон, лишая их самого большого счастья
считать, что им достались лучшие на свете родители.
Прошу извинить за неизбежную тавтологию, но, чтобы такое счастье стало
возможным, сами родители должны быть счастливы.
* * *
Не только простой житейский опыт, но и серьезные исследования убеждают:
ребенок, растущий в так называемой неблагополучной семье, обязательно в
чем-то ущербен. Даже тщательно скрываемые от постороннего глаза семейные
нелады наносят детской психике, всему характеру формирующегося человека
невосполнимый урон. И тот, кто отважился занять самую ответственную
должность из всех, что существуют в мире, должность родителя, обязан это
осознавать.
Обязан… Однако все мы знаем, сколько семей распадается, и значит, сколько
детей остаётся без отцов. Уже мы до того дожили, что школьные учителя не
решаются предложить детям сочинение на тему «Мой папа», стараются не
спрашивать прилюдно, где работает и чем занимается отец.
И не смешной, а горькой и тревожной кажется шутка, выданная на
шестнадцатой странице «Литературной газеты», шутка насчет того, что отцом в
семье все чаще становится мать.
Последствия этого явления гораздо глубже, чем принято предполагать. Дома
отца нет, только мать и бабушка. В школе учительницы в основном женщины.
Загляните на педагогический совет, районное областное, даже всесоюзное
совещание педагогов это собрание женщин. Склоним голову перед их отвагой
и мужеством и все-таки попытаемся осмыслить тревожный факт: поколения
мальчиков вырастают, не испытывая мужского влияния, не видя примеров
мужского поведения. Откуда им обрести качества, нужные будущему солдату, у
кого научиться тому, что потребно будущему мужу и отцу?
Так образуется некий порочный круг, неизбежный в обстоятельствах, когда
единственный воспитатель мальчика мать с присущим ей стремлением
ограничить своего птенца от жизненных бурь, уберечь от испытаний, избавить
от тревог. Вот она провожает в школу сына или внука, обремененная сумками
бабушка или мама. Мальчуган бежит, весело размахивая руками; мама или
бабушка тащит его ранец, мешочек со сменной обувью, а то и лыжи или коньки.
Они подходят к школе, уже звенит звонок. И мама дрожащими руками
разматывает шарф, расшнуровывает ботинки, надевает ребенку сменную
обувь… Жалко мальчика, который безмолвно, пожалуй, даже не стыдясь,
принимает эти знаки внимания. Жалко и ту, которая когда-нибудь достанется
ему в жены. Если, добавлю, он отважиться вступить в брак. Мальчик,
вырастающий в чисто женском окружении, нередко впадает в состояние,
которое психологи называют сверхзависимостью. Не это ли состояние причина
того, что все больше и больше становится мужчин, которые и к сорока годам
никак не могут выйти из роли единственного маминого сынка. К его приходу
всегда готов обед, выглажена рубашка, вычищены брюки, пришиты пуговицы,
дом убран, и все в этом доме приспособлено для душевного и всякого иного
комфорта царящего в нем кумира.
Эти «мамины сынки», увы, превратились в социальное явление, достаточно
распространенное и чреватое весьма серьезными последствиями. Это отцы еще
неродившихся детей и мужья несостоявшихся жен. А если они все-таки станут
мужьями и отцами, то ни их спутницам, ни их отпрыскам, как уже было
сказано, не позавидуешь. Потенциально они несут в себе качества,
разрушающие семью, потому что не готовы к тому, чтобы не брать, а отдавать,
быть источником любви и заботы, а не точкой приложения того и другого. Если
им не удается справиться с издержками представлений, усвоенных в
материнском доме, добра не жди. Потому что эти мальчики так и остаются
мальчиками до конца дней своих и от жены требуют того, что в избытке
получали от матери.
У кого должен мальчик, выросший в доме, где нет мужчины, перенять
мужские манеры, мужское сознание собственной силы, мужскую
снисходительность к слабости, мужское великодушие, мужское пренебрежение
к мелочам, мужское стремление жить по высокому счету? Мудрено ли, что мы,
женщины, сетуем: чисто мужские свойства оказываются все в большем и
большем дефиците. Но ведь мужчины были когда-то мальчиками, сыновьями, и
вырастили их такими, а не другими мы, женщины. Вот он, еще один виток
порочного круга.
Есть и третий. Если мужчина оказывается не столько опорой, сколько обузой,
женщина начинает искать способы от этой обузы избавиться. Современная
семья все чаще оказывается однодетной, это таит в себе возможность ее
распада. Трезвомыслящая женщина понимает, что прокормить своего
единственного ребенка, одеть, дать ему образование она сможет и сама.
Мужчина, если он не радует ее как муж и отец семьи, ей, в сущности, не так уж
и нужен. Напротив, его отсутствие в доме даже освобождает от многих хлопот.
А дети? Какой опыт вынесут они из разорванной надвое семьи, из
безотцовщины, причина которой не война, не смерть? А в чем же причина?
Можно ли было ее устранить? Есть ли возможность сохранить детям отца?
Воспитать именно отцовские свойства в беспечном друге юности, недавнем
женихе, веселом спутнике медовой поры?
Хочется порассуждать именно об этом. О назревшей необходимости
разорвать порочный круг и вернуть хотя бы одно поколение мужчин к их
безусловной, от века определенной им обязанности воспитанию детей. Своих
в семье, чужих – на улице, в школе, на стадионе. Мальчиков и девочек.
Литература
Журнал «Воспитание школьника». № 1, 1988.