Ученики на Учителя.com


Концерт-прикосновение "ШОПЕН"

Концерт-прикосновение «ШОПЕН»
Сегодняшняя встреча посвящена Фредерику Шопену. Чувства его, любовь,
душа выражены в музыке и оставлены нам в письмах…
Попробуем прикоснуться к этому…
Звучит Ноктюрн для фортепиано Ор.32 №2 As-dur
Из поздравления отцу в день именин
«Любимый папа,
Мне было бы легче выразить свои чувства, если бы их можно было
переложить в звуки, но так как даже самое лучшее музыкальное творение не
сумеет отразить моей привязанности к Тебе, Любимый Папа, я вынужден
поэтому простыми словами моего сердца выразить Тебе самую искреннюю
благодарность и сыновнюю привязанность».
Звучит Cantabile для фортепиано
Из письма родным в Варшаву
«…Хотел вам, сестрицы, послать свой вальсик…
Сейчас утро, восемь часов. Воздух свежий, солнышко светит чудесно, птички
щебечут; ручейка здесь нет, а то бы и он мурлыкал; зато есть пруд, и лягушки
поют прелестно! Но забавнее всего дрозд, выводящий рулады под окном, а
после дрозда – самая младшая дочка пана Збоиньского, Камилка, которой
нет еще и двух лет. Она меня полюбила и лепечет, что «Кагила пана люби».
Как она меня, так я люблю в миллион раз больше папу и маму…
Сестренок целую, целую, целую…»
Звучит песенка «Желание» для голоса и фортепиано
Из воспоминаний немецкого пианиста, друга Шопена Фердинанда Хиллера
«Я мог бы сказать, что Шопен любил меня, но я был в него влюблен. Во
всяком случае, не знаю, как назвать то чувство, которое владело мною. Его
присутствие делало меня счастливым, никогда я не мог досыта наслушаться
его; если я долго не видел его, то начинал скучать; утром я торопился выйти
из дому, что повидать его, прежде чем он приступит к своим урокам…
Капелька нежности непременно присоединялась к привязанности тех,
которые находились с ним в близких отношениях. Эти бледные черты, эта
более чем хрупкая фигура… Он был гибким, как уж, а его движения были
исполнены врожденного обаяния и пленительной грациозности. Звучание
его голоса было крайне нежным и приятным.
Польским языком он, должно быть, владел в совершенстве, но французский
и немецкий языки, которыми мы попеременно пользовались, он понимал в
самых тонких нюансах, но говорил на них недостаточно свободно, скорее
подыскивая, чем сразу находя выражения для своих замечательных и острых
наблюдений.
…Он был веселым, подчас даже озорным и шаловливым, но в глубине души
он не был безмятежным. Он был не здоров, а пребывание на чужбине,
вызванное несчастным польским восстанием, очень угнетало его, несмотря
на все, чем он дарил Париж, и в особенности чем последний одаривал его…
Он не мог жить без общества и редко пребывал в одиночестве. Утром он мог
провести часок в одиночестве за инструментом, но даже когда он играл – как
бы мне это назвать? – для упражнения или когда вечерами проводил целые
часы за излюбленным фортепиано, он непременно должен был иметь кого-
либо из друзей рядом с собой… В нем не было ни капли высокомерия, спеси,
зазнайства, он всеми он был одинаков, весел, любезен, добродушен…
…Не могу не сказать о чудесной игре его, которую не забуду до последнего
дыхания. Те, кто его хорошо знал, могли почувствовать, что в разговоре он
редко раскрывался, и то лишь перед самыми близкими. Зато за фортепиано
он делал это с исключительной полнотой, здесь он раскрывал свое
подлинное «я» так, что всякие вспоминания о чем-либо ранее слышанном
исчезали сразу… Никто так не прикасался к клавишам, никто не извлекал из
них таких бесчисленных оттенков…
Ритмическая точность так сочеталась у него со свободным ведением
мелодии, что возникало ощущения импровизации…
Это было словно сверкание чудесного метеора, который восхищает нас своей
таинственной непостижимостью…»
Звучит Баллада для фортепиано №2 Ор.38 F-dur
Из письма родным в Варшаву
«Немного играю – немного пишу. Своей виолончельной сонатой я то
доволен, то – нет. Швыряю ее в угол, потом снова подбираю… У меня три
новые мазурки, но нужно время, чтобы судить о них как следует. Когда
сочиняешь, все кажется хорошим – иначе ничего бы ни писалось. Только
позже начинаешь размышлять, и тогда- или отбрасываешь, или
принимаешь… Время – лучший цензор, а терпение – прекраснейший
учитель…
…Надеюсь вскоре получить от вас письмо… Мое самое большое счастье – это
знать, что вы здоровы и в хорошем настроении. Будьте всегда исполнены
надежды…»
Звучит Largo из Сонаты для виолончели и фортепиано Op.65
Из письма лицейскому другу Доминику Дзевановскому
«…Я вошел в высшее общество, вращаюсь среди послов, князей, министров;
и даже не знаю, каким чудом это случилось, потому что сам я туда не лез…
…Среди артистов я пользуюсь и дружбой, и уважением; я не стал бы писать
этого раньше, чем спустя, по крайней мере, год после моего приезда в
Париж. Доказательством уважения является то, что люди с большим именем
посвящают мне свои сочинения прежде, чем я им…
Ученики Консерватории, ученики Мошелеса, Герца, Калькбреннера – словом,
законченные артисты берут у меня уроки; ставят мое имя рядом с именем
Фильда – словом, если бы я был … глупее, то думал бы, что достиг вершины
своей карьеры; а между тем я вижу, как много мне еще недостает…
…Однако, мне стыдно, что я расхвастался, как ребенок…
…Мне надо дать сегодня пять уроков. Ты, наверное, подумаешь, что я
составлю себе состояние. Кабриолет и белые перчатки, которых здесь
требует хороший тон, стоят дороже…
…Я революционер, поэтому деньги не ставлю ни во что, а ценю лишь дружбу,
о которой прошу тебя и молю».
Звучит Полонез для фортепиано Ор.26 №1 cis-moll
Из писем графини Елизаветы Шереметевой
«В четыре часа к нам пришел замечательный человек – господин Шопен. Он
дал первый урок Марии.
Внешность его малоинтересна. Небольшого роста, худой, блондин, у него
серые, довольно большие, слегка воспаленные глаза, крупный нос,
маленький рот… Он, должно быть, очень нервный…
Когда Мари, разбирая новую вещь, взяла фальшивую ноту, он застонал. В
комнате не было чужих, да ведь ничего особенного и не случилось.
…Необычно приятен как учитель – каждую ноту объяснял на редкость
тщательно и был удивительно доброжелателен.
В сущности, его не стесняешься, и, если бы он жил у нас в России, с какой
радостью я брала бы у него уроки…
…После урока он нам играл (свои) мазурки и ноктюрны. Он настолько
любезен, что не заставляет себя уговаривать…
Я не смею выразить словами впечатления от его игры. Она была… волшебна,
то есть была само совершенство. Он вдохнул душу в фортепиано. Его игра так
воздушна и прозрачна, это – нежность… и вместе с тем звучание глубокое и
наполненное…
…Каждый звук проникает прямо в сердце…
…У него, мне кажется, слишком возвышенная душа…»
Звучит Ноктюрн для фортепиано Оp.15 №1 F-dur
Из письма Маркиза Астольфа Луи де Кюстина Шопену
«…Меланхолия ваших сочинений еще глубже проникает в сердца; слушатель
наедине с Вами даже в толпе; это не фортепиано, это душа, и какая душа!..
Берегите себя для ваших друзей! Это такое утешение – иметь возможность
иногда Вас услышать…
Погружаясь в Шопена, люди начинают любить и понимать друг друга.
Вы превратили публику в круг друзей…»
Звучит Вальс для фортепиано Ор.34 №2 a-moll
«Мои самые дорогие!
Мои горячо любимые!
Никогда еще мне так не хотелось быть вместе с вами!
Если можете, то приезжайте.
Я болен, никакие доктора не помогут так, как вы…
Как мне выразить, сколько радости принесло мне ваше доброе письмо,
которое я только что получил…
Вы хорошо знаете, что никто не желает вам счастья сильнее и искреннее, чем
я…
Да поддержит Бог ваши силы и ваши дела! Будьте покойны и счастливы!
Время сделает свое.
Я буду ждать.
Неизменно тот же, ваш совершенно преданный Шопен».
Звучит Скерцо для фортепиано №2 Ор.31 b-moll.
Скачать материал

Педагогика - еще материалы к урокам: