Урок - диалог "Милая моя и такая родная Pусь" 8 класс

Урок - диалог.
"Милая моя и такая родная Pусь"
(Б. Кустодиев)
( параллели а творчестве И. С. Шмелева и Б. М. Кустодиева ).
( данный урок предлагается провести в 8 классе )
... Я не стану тебе
описывать, как я влюбился.
Б. Кустодиев
Учитель.Этот урок хочется начать с чтения отрывка из письма Б. М. Кустодиева которое
он написал Юлии Естафьевие, своей жене.
«А что у меня сегодня такое хорошее настроение, так это вот почему: сегодня здесь базар
такой, что я как обалденный (извини за такое выражение, не особенно красивое, но верное )
только стоял да смотрел, желая обладать сверхчеловеческой способностью все это запечатлеть и
запомнить и передать. Положительно глаза разбежались, что и годами не перепишешь"*
Так рождалась одна из тем, которые вскоре будут в русском искусстве неразрывно связаны
с именем Кустодиева» Рождается тема Руси с ее ярмарками и базарами, церквями, чаепитиями,
клоним и купчихами, раздольем и богатством.
Учитель.Ребята, а разве не это мы видели, когда читали роман И. С. Шмелева «Лето
Господне» ?
Да, роман Шмелева - это ярчайшая и подробнейшая иллюстрация российской жизни
начала двадцатою века. Вот поэтому я предлагаю вам сегодня поговорить о творчестве этих двух
великих художников.
____________________
* Турков А. «Кустодиев». Москва, «Терра — книжный клуб», 1998 г., с.75.
При знакомстве с произведениями Кустодиева и Шмелева возникает несколько вполне
справедливых вопросов: «Иван Сергеевич и Борис Михайлович были знакомы ? Кустодиев
прочитал «Лето Господне»? Шмелев описывает картины Кустодиева? Нет! Ничего этого не было.
Да и вряд ли вообще эти люди были знакомы (по крайней мере документов, говорящих о их
знакомстве архивах нет).
Причина слияния двух душ, я не побоюсь так сказать, в другом... о священном, древнем,
вечном...
Причина в «благословенной русской земле», на которой родились эти художники, о
которой тосковали, будучи далеко от нее.
В судьбах Шмелева и Кустодиева много точек соприкосновения. Давайте начнем разговор
о диалоге этих двух людей, к сожалению, с трагедии, которая была в жизни обоих.
В 1920 году офицер добровольной армии Сергей Шмелев (сын Шмелева не пожелавший
уехать с врангелевцами на чужбину, был взят из Феодосии из лазарета и без суда расстрелян.
Это стало главной причиной отъезда в 1922 году Ивана Сергеевича за границу, главной
причиной, чтобы покинуть «милую и такую родную Русь»
Борис Кустодиев тоже был за границей лечился там от внезапно обрушившейся на
него болезни. Кустодиев приехал в Петроград, но создает свои яркие, звонкие, брызжущие
жизненной энергией картины по памяти. В 1916 году тяжелая болезнь приковала художника к
креслу, и он пишет исключительно благодаря своему творческому воображению, своей
редкостной памяти.
( Ребята рассматривают картины художника. )
Скажите, пожалуйста, как вам показалось, чьими глазами смотрел Кустодиев на мир,
отраженный в его картинах ?
(Глазами ребенка. Именно детская память такая цепкая. Именно в детстве окружающий
мир такой яркий)
Да, именно глазами ребенка мы смотрим на мир, окружающий и Ваню Шмелева, героя
романа «Лето Господне».
И именно детство художников до удивления сближает их судьбы. О детстве Шмелева мы
узнали, когда начали говорить о романе и его героях. А вот о детстве Кустодиева я вам рассажу.
Друг последних лет и его биограф Всеволод Владимирович Волков, что по происхождению
своему художник оказался связан «с двумя группами населения России, которые отмечены, пожалуй,
наиболее традиционными и устойчивыми чертами жизненного уклада».
В самом деле, мать его, Екатерина Прохоровна, - дочь протоирея, а по матери - из
купеческого рода. Что же касается родни Кустодиева по отцовской линии, то тут так и хочется
заговорить слогом старой сказки.
Жили - были в селе Цареве Саратовской губернии дьякон Лука, и было у него три
сына…Одним из которых был отец художника, Михаил Лукич - учитель литературы и родного языка.
Но отца своего Борис помнить не мог, когда Михаил Лукич умер Кустодиеву было полтора года. Но в
его памяти до последних лет остался другой человек. Вот что пишет Андрей Турков, исследователь
жизни и творчества Бориса Михайловича: младенческих лет Боря Кустодиев рос и воспитывался в
простонародных русских традициях. И здесь немалая роль принадлежала самой патриархальной в
семье Кустодиевых фигуре Прасковье Васильевне Дроздовой, из крепостных крестьян, В прошлом
она вынянчила Екатерину Прохоровну, а теперь помогала ей подымать сирот. Эта красивая высокая
старуха была уже практически не прислугой, а давнишним членом семьи, с «правом голоса»; смогла и
хозяйке выговор за неэкономность сделать, и детям задать головомойку: как-никак все четверо
прошли через ее руки. И ушла-то на покой и умерла она, кажется, лишь тогда, когда ее труды стали
уже менее нужны: птенцы разлетались из родного дома и даже самому младшему, Михаилу, было
восемнадцать лет. Борис Кустодиев отозвался на ее смерть с глубокой грустью, а впоследствии Вс.
Воинов, явно с его слов, записал, что Прасковье Васильевне художник «многим обязан в смысле
любви к простому русскому человеку». Пенсия, которую получала Екатерина Прохоровна, была
невелика шестьдесят рублей, да и та, когда дети достигали определенных лет уменьшалась и
уменьшалась, сократившись в конце концов ровно на половину.
Грустно и трогательно читать письмо «главы семьи» к дочери Екатерине, учившейся на курсах
в Петербурге: «Ничего, Котик милая, не могу тебе прислать, очень уж у меня тонко и круто в
финансовом отношении; квартира меня подшибла, а очень бы хотелось побаловать тебя чем-нибудь».
Потом «Котик» вернется в Астрахань мучительницей и
5
как отец
5
будет подрабатывать уроками, а в
письмах матери теперь уже старшему сыну, Борису, будут проскальзывать все те же прежние
заботы: «...изо всех сил буду стараться, экономить во всем, чтобы уделять и ейтаршей дочери, Саше,
переживавшей тогда семейную драму) что-нибудь мне очень нравится без прислуги, хотя я очень
устала Руки мои совсем бы поправились, если бы я так много не работала ими черной работы, а все
жалко отдавать деньги за всякую мелочь... Если дядя будет что-нибудь предлагать из одежи, то ты
возьми, так как у Мишки нет ничего... случилось очень много непредвиденных расходов, и я
вертелась. Как березка на огне… Я весь день в стряпне, как на мельнице... Мне все труднее и труднее
теперь в финансовом вопросе»*
Сложа руки сидеть не случалось. Екатерина Прохоровна подрабатывала вышиваньем, а то
и игрой на рояле на домашних вечеринках у купцов и чиновников.
Учитель. Разве мы не можем провести параллель : Горкин - Прасковья Васильевна ?
Несмотря на то, что Кустодиевым приходилось «круто в финансовом отношений»,
обстановка дома была полна уюта и даже, по воспоминаниям художника, изящна. Было много
цветов, плющ обвивал окна. Звучала музыка. Мать и няня любили петь. Все крупные события, все
семейные и церковные праздники справлялись по ритуалу, освященному традициями. Как сами
торжества, так и подготовка к ним проводилась открыто. Дети старались не пропускать ни одной
подробности из происходящего.
____________________
*Турков А, «Кустодиев». Москва, «Терра - книжный клуб», 1998 г., с.75.
Учитель. Возникает еще одна параллель: дом на Калужской улице Замоскворечья дом
Кустодиевых.
И вот эти подробности навсегда остались в памяти художника. Мир так и ломился в его
глаза всем своим ошеломляющим разнообразием и богатством. Зазывали к себе вывески лавок,
манили гостиный двор, где можно рассматривать всякие диковины, даже чинное стояние в церкви
оборачивалось красочным зрелищем ; «».,сверкающие оклады икон, отблеск догорающей свечи на
серебре прельщали не менее украшавших образа кусков ярко расшитого бархата, - он помнит
стоны ярких цветов на лиловом фоне...»
А разве не это помнит Шмелев ?
А вот теперь давайте продолжим диалог на художественном уровне. Мы будем
рассматривать картины Кустодиева и озвучивать их строками из романа И. С. Шмелева «Лето
Господне». Мы на это имеем право, и право это дано нам слиянием мыслей и душ двух
художников.
«Я не стану тебе описывать, как я влюбился.. - еще раз мы обратились к словам
Кустодиева, этому есть причина. На этот раз художник влюбился в базары, надолго, навсегда.
«Сегодня приехал как раз в базар, это было ума помраченье по краскам такое разнообразие и
игра. И никакие эскизы, никакие фантазии не дадут ничего подобного - так все просто и
красиво...» - пишет Кустодиев.
Давайте найдем описание рынка в романе: "Народу гуще. Несут вязки сухих грибов,
баранки, мешки с горохом. Везут на салазках редьку и кислую капусту. Кремль уже позади, уже
чернеет торгом, доносится гул. Черно,— до Устьинского Моста, дальше.
Горкин ставит «Кривую», заматывает на тумбу вожжи. Стоят рядами лошадки, мотают
торбами. Пахнет сенцом на солнышке, стоянкой, голубков вся улица живая, голубая. С
казенных домов слетаются, сидят на санках. Под санками в канавке плывут овсинки, наерзывают
льдышки. На припеке яснеют камушки. Нас уже поджидает Антон Кудрявый, совсем великан, в
белом, широком полушубке.
На руки тебя приму, а то задавят,— говорит Антон, садясь на корточки,— папашенька
распорядился. Легкой же ты, как муравейник! Возьмись за шею... Лучше всех увидишь.
Я теперь выше торга, кружится подо мной народ. Пахнет от Антона полушубком, баней
и... пробками. Он напирает, и все дают дорогу
7
; за нами Горкин. Кричат: «ты, махонький, потише!
колокольне деверь!» А Антон шагает—эй, подайся!
Какой же великий торг! Широкие плетушки на санях,— все клюква, клюква, все красное.
Ссыпают в щепные короба и в ведра, тащат на головах.
Самопервеющая клюква! Архангельская клю-кыва!..
Клюква...— говорит Антон,— а по-нашему и вовсе журавиха.
И синяя морошка, и черника — на постные пироги и кисели. А вон брусника, в ней
яблочки. Сколько же брусники! Вот он, горох, гляди... хороший горох, мытый. Розовый,
желтый, в санях, мешками. Горошинки— народ веселый, свои, ростовцы. У Горкина тут
знакомцы. «А, наше вашим... за пуколкой?» «Пост, надоть повеселить робят-то. «Серячок
почем положишь?» «Почем почемкую потом и потомкаешь!» «Что больно несговорчив,
боготеешь?» Горкин прикидывает горсти, кидает в рот.— «Ссыпай три меры». Белые мешки, с
зеленым,— для ветчины, на Пасху.— «В Англии торгуем... с тебя дешевше».
А вот капуста. Широкие кади на санях, кислый и вонь-кий дух. Золотится от солнышка,
сочнеет. Валят ее в ведерки и в ушаты, гребут горстями, похрустывают не горчит ли? Мы
пробуем капустку, хоть нам и не надо. Огородник с Крымка сует мне беленькую кочерыжку,
зимницу,— «как сахар!», Откусишь—щелкнет.
А вот и огурцами потянуло, крепким и свежим духом, укропным, хренным. Играют
золотые огурцы в рассоле, пляшут. Вылавливают их ковшами, с палками укропа, с листом
смородинным, с дубовым, с хренком. Антон дает мне тонкий, крепкий, с пупырками; хрустит мне
в ухо, дышит огурцом.
Весело у нас, по-стом-то? а? Как ярмонка. Значит, чтобы не грустили. Так, что ль?..—
жмет он меня под ножкой.
А вот вороха морковки на пироги с лучком, и лук, и репа, и свекла, кроваво-сахарная,
как арбуз. Кадки соленого арбуза, под капусткой поблескивает зеленой плешкой.
Ре-дька-то, гляди, Панкратыч... чисто боровки! Хлебца с такой
у-мнешь!
И две умнешь,— смеется Горкин, забирая редьки. А вон соленье: антоновка,
морошки, крыжовник, румяная брусничка с белью, слива в кадках... Квас всякий хлебный,
кислощейный, солодовый, бражный, давний — с имбирем...
Сбитою кому, горячего сбитню, угощу?..
А сбитню хочешь? А, пропьем с тобой семитку. Ну-ка, нацеди.
Пьем сбитень, обжигает.
- По-стные блинки, с лучком! Гещ-щневые-ллуковые блинки!
Дымятся луком на дощечках, в стопках.
- Великопостные самые, сах-харные пы-шки, пы-шки!.
- Гре-шники-черепенники горря-чи. Горря-чи греш-нички..!
Противни киселей ломоть копейка.. Трещат баранки. Сайки, баранки, сушки... калужские,
боровские, жиздрин-ские,— сахарные, розовые, горчичные, с анисом с тмином, с сольцой и
маком»» переславские бублики. ВИТУШКИ, полковки. Жавороночки, хлеб лимонный, маковый, с
шафраном, ситный весовой с изюмцем, пеклеванный».
Везде баранка. Высоко, в бунтах. Манит с шестов на солнце, висит подборами, гроздями.
Роются голуби в баранках, выклевывают серединки, склевывают мачок. Мы видим нашего
Мурашу, борода в лопату, в мучной поддевке. На шее ожерелка из баранок. Высоко, в баранках,
сидит его сынишка, ногой иол болтает.
- Во, пост-то!.. весело кричит Мураша,— пошла бара-ночка, семой возок гоню!
- Сби-тню, с бараночками,
г
сбитню, угощу кого. Ходят в хомутах-баранках, пощелкивают
сушкой, потрескивают вязки. Пахнет тепло мочалой.
- Ешь, Москва, не жалко!..
А вот И медовый ряд. Пахнет церковно, воском. Малиновый, золотистый,— показывает
Горкин,—этот называется печатный, этот светлый, спускной... а который темный с
гречишхи, а то господский светлый, липнячок-подсед. Линовки, корыта, кадки. Мы пробуем от
всех сортов. На бороде Антона липко, с усов стекает, губы у меня залипли. Будочник гребет
баранкой, диакон — сайкой. Пробуй, не жалко! Пахнет от Антона медом, огурцом.
Черпают черпаками с восковины, проливают на грязь, на шубы. А вот - варенье. А там
стопками ледяных тарелок великопостный сахар, похожий на лед зеленый, и розовый, и
красный, и лимонный. А вон, чернослив моченый, россыпи шепталы, изюмов, и мушмала, и
винная ягода на вязках, и бурачки абрикоса с листиком, сахарная кунжутка, обсахаренная малинка
и рябинка, синий изюм кувшинный, самонастояще постный, бруски помадки с елочками в желе,
масляная халва, калужское тесто кулебякой, белевская пастила и пряники, пряники — нет конца.
- На-тебе постную овечку,— сует мне беленький пряник Горкин.
А вот и масло. На солнце бутыли золотые: маковое, горчишное, орешное,
подсолнечное... Всхлипывают насосы, сопят-бултыхают в бочках. Я слышу всякие имена, всякие
города России, Кружится подо мной парод, кружится голова от гула. А внизу тихая белая река,
крохотные лошадки, санки, ледок зеленый, черные мужики, как куколки. А за рекой, над темными
сада ми,—солнечный туманец, тонкий, в нем колокольни-тени, с крестами в искрах,— милое мое
Замоскворечье.
- А вот, лесная наша говядинка, грыб пошел! Пахнет соленым, крепким.
Как знамя великого торга постного,- на высоких шестах подвешены вязки сушеного белого
гриба. Проходим в гомоне.
- Лопаснинские, белей снегу, чище хрусталю! Грыбной елараш,
винигретные... Похлебный грыб сборный, ест протопоп соборный! Рыжики соленые-
смоленые, монастырские, закусочные... Боровички можайские! Архиерейские грузди, нет
сопливей! Лопаснинские отборные, в медовом уксусу, дамская прихоть, с мушиную головку, на
зуб неловко, мельчей мелких!»
Горы гриба сушеного, всех сортов. Стоит водопойные корыта, плавает белый гриб, темный
и красношляпный, в пятак и в блюдечко. Висят на жердях стенами. Шатаются парни, завешанные
вязанками, пошумливают грибами, хлопают по доскам до звона: какая сушка! Завалены грибами
сани, кули, корзины...
Теперь до Устьинского пойдет,— грыб и грыб! Гры-бами весь свет завалим. Домой
пора.»
Обратите, пожалуйста, внимание на слова Вани : «Я теперь выше торга, кружится подо
мной народ..»» На картину великого торга мы смотрим с высоты, чтобы все видеть , ничего не
упустить, все запомнить. Запомнить богатую сказку. Мыс вами помним. Что «Лето Господне»
роман -сказка, роман - миф,
Посмотрите снова на «Ярмарку» Кустодиева. При всем правдоподобии изображаемой
сцены и отдельных ее деталей она в то же время как бы приподнята над обыденным бытом,
очищена от его «гримас» и «морщин» и легко представима в качестве иллюстрации к некоему
сказочному повествованию. А к словам Луначарского
«...его пестрая, веселая, простонародно
бодрая ярмарка, схваченная глазом ясным, ухом живым, сердцем отзывчивым, рукой сильной,
переданная с добрым и мужественным юмором, - уже почти поэма..." так и хочется добавить :
«Сказка»
А глядя на «Купчиху» Кустодиева так и хочется сказать : «В некотором царстве, в
некотором государстве...» У художника целый цикл картин, изображающих купчих, и обо всех
них можно говорить языком сказки : «Белые да румяные, на медовых пышках вскормленные, у
них соболиные брови, и губки вишенки, ходят они важно да степенно , будто павы.»
Посмотрите на эту русскую Елену Прекрасную. Она знает силу своей красоты, за которую была
избрана в жены каким нибудь Иваном — Царевичем. Спящая наяву красавица, стоящая высоко
над рекой, как стройная белоствольная береза, олицетворение покоя и довольства. Ставшая
знаменитой кустодиевская «Купчиха», в сущности неотделима от породистых девок, об одной из
которых мы узнали от шмелевского скорняка. Найдите, пожалуйста, в тексте главы «Обед для
разных» эту сцену: "Скорняк рассказывает про Глафиру, про воротник. Я знаю. Он рассказывал
еще летом, когда мы бегали смотреть пожар на Житной. Там он жил когда-то, совсем молодым
еще. Он любит рассказывать про это, как три года воровал хозяйские обрезки и сшивал лисий
воротник, украдкой на чердаке, чтобы подарить Глафире, а она вышла замуж за другого. Вот,
теперь он старый, похож на вылезшую половую щетку, а все помнит. Так Горкин и говорит ему:
—Волосы повылазили, а ты все про свой воротник! Ну-ну, рассказывай. Хорошо умеешь
рассказывать.
Просит и Василь-Василич, иосовелый. Покачивается и все икает, ...и вот, вошла она,
Глафира... розовая, как купидом. И я к ней пал! К ногам красавицы. И подал ей лисий воротник!
Так вся и покраснела, а потом стала белая, как мел. И говорит: «ах, зачем вы... так
израсходовались!» И нал я к ее ногам, как к божеству. И вот, она облила меня слезьми... и говорит
как из-за могилы: «ах, возьмите немедленно вашу прекрасную лисичку, ибо я, к великому моему
сожалению, обретаюсь с другим человеком, увы!» А жила она с буфетчиком.— «Но неужто,
говорит, вы и самделе могли вообразить, будто я из вашего драгоценного подарка могу
преступить?! Как, говорит, вам не совестно! Как, говорит, вам не стыдно при благородной душе
вашей!"
Вот какой красавицы ради скорняк, а может быть Иван - Царевич, берется за сказочное
испытание : «...три года воровал хозяйские обрезки и сшивал лисий воротник, украдкой, на
чердаке», чтобы подарить Глафире или Елене Прекрасной...
А вот еще одна купчиха - «Купчиха за чаем». Великолепна! Очаровательна ! Богиня!
Андрей Михайлович Туркин пишет: «Кустодиевекая купчиха за чаем безмятежна. Как вечернее
небо над ней. Это какие-то наивные богини плодородия и изобилия. Недаром стол перед ними
ломится от явств. Гут бытовая картина явно перерастает в фантастическую аллегорию
беспечальной жизни и земных щедрот, ниспосланных человеку»
Богиня, Бог, богатство — этимологически родственные слова. Мир божий богатый мир.
Лето божие — богатое лето.
Потому в особо праздничные дни столы должны ломиться от изобилия еды. Обратитесь,
пожалуйста к главе «Именины»: "«Горка» уже уставлена, и такое на ней богатство, всего и не
перечесть: глаза разбегаются смотреть. И всякие колбасы, и сыры разные, и паюсная, и зернистая
икра, сардины, кильки, копченые, рыбы всякие, и семга красная, и лососинка розовая, и
белорыбица, и королевские жирные селедки в узеньких разноцветных «лодочках», посыпанные
лучком зеленым, с пучком петрушечьей зелени во рту; и сиг аршинный, сливочно-розоватый, с
коричневыми полосками, с отблесками жирка, и хрящи разварные головизны, мягкие, будто
кисель янтарный, и всякое заливное, с лимончиками-морковками, в золотистом ледку застывшее;
и груда горячих пунцовых раков? и кулебяки, скоромные и постные, сегодня день постный,
пятница,—и всякий, для аппетиту, маринадец; и румяные растегайчики с вязигой, и слоеные
пирожки горячие, и свежие паровые огурчики, и шинкованная капуста, сине-красная, и почки в
мадере, на угольках-конфорках, и всякие-то грибки в сметане,— соленые грузди-рыжики»—всего
и не перепробовать,"
Шмелев, как и Кустодиев, не жалеет красок при создании образа обильного царства.
А вот женские образа на картинах Кустодиева очень разнообразны. Посмотрите на картину
«Игуменья». Кустодиев писал жене : «...хочу написать одну очень интересную старуху, такую
красивую и величественную, что жду не дождусь, когда придет холст...» ( Дети рассматривают
картину ).
Какое впечатление произвела на вас героиня этой картины ? Какой она вам показалась ? (
Строгой, серьезной, очень религиозной, немного высокомерной, очень опытной, может быть чуть
- чуть насмешливой ).
Мне только остается с вами согласиться и сказать, что вы сейчас создали словесный
портрет Пелагеи Ивановны, героини «Лета Господня». А как же ее нарисовал автор романа вы
увидите в главе «Филипповки» : "—Палагея Ивановна... су-рьезная!..
Всё озираются; тревожно, матушка спешит встретить, отец, с салфеткой, быстро идет в
переднюю. Это родная его тетка, «немножко тово», и ее все боятся: всякого-то насквозь видит и
говорит всегда что-то непонятное и страшное. Горкин ее очень почитает: она «вроде юродная»,
и ей будто открыта вся тайная премудрость. И я ее очень уважаю и боюсь попасться ей на глаза.
Про нее у пае говорят, что «не все у ней дома», и что она «чуть с приглинкой». Столько она всяких
словечек знает, приговорок всяких и загадок! И все говорят— «хоть и с приглинкой будто, а у-
мная..,
НУ все-то она к месту, только уж много после все открывается, и все по ее слову». И,
правда, ведь: блаженные-то все ведь святые были! Приходит она к нам раза два в год, «как на
не нкакатит», и всегда заявляется, когда ее и не ждут. Так вот ни с того ни с сего и явится. А если
явится — неспроста* Она грузная, ходит тяжелой перевалочкой, в широченном платье, в турецкой
шали с желудями и павлиньими «глазками», а на голове черная шелковая «головка», по старинке.
Лицо у ней пухлое, большое; глаза большие, серые, строгие, и в них «тайная премудрость».
Говорит всегда грубовато, срыву, но очень складно, без единой запиночки, «так цветным бисером
и сыплет», целый вечер может проговорить, и все загадками-прибаутками, а порой и такими, что
со стыда сгоришь,— сразу и не понять, надо долго разгадывать премудрость."
Наверное такими же прибаутками зазывал к себе в булочную и кустодиевский булочник и
шмелевский Муравлятников : "Сам Муравлятников, борода в лопату, приподнимает сбитку и
подаёт мне первую вязочку горячих.
С Великим Постом, кушайте, сударь, на здоровьице... самое наше постное угощенье
бараночки-с.
Я радостно прижимаю горячую вязочку к груди, у шеи. Пышет печеным жаром,
баранками, мочалой теплой. Прикладываю щеки жжется. Хрустят, горячие. А завтра будет
чудесный день! И потом, к еще потом, много-много,— и все чудесные."
И все чудесное показал Кустодиев на своей картине. Вы только вглядитесь, чего тут
только нет :
"Булочныя завалены, й где они столько выпекают?!.. Пышит теплом, печеным, сдобой от
куличей, от слоек, от пирожков, — в праздничной суете булочным пробавляются товаром, некогда
дома стряпать. Каждые полчаса, ошалелые от народа сдобные молодцы мучнистые вносят и
вносят скрипучие корзины и гремучие противни жареных пирожков, дымящихся, жжет через
тонкую бумажку: с солеными груздями, с рисом-с рыбой, с грибами, с кашей, с яблочной
кашицей, с черно-смородинной остротцой... никак не прошибутся, — кому — чего, знают по
тайным меткам. Подрумяненным сыплются потоком, в теплим и сытном шорохе, сайки и калачи,
подковки и всякие баранки, и так, и с маком, с сольцой, с анисом... валятся сухари и кренделечки,
булочки, подковки, завитушки... — на всякий вкус»
Конечно же не время, если в «Московском трактире столько народу», И все требуют еще и
еще. И чаю выпивают не но одному самовару. Всмотритесь повнимательнее в «Московский
трактир», написанный художником в 1916 году. Картина эта, по свидетельству сына художника,
обязана своим рождением прогулкам по Москве : «Чаепитие извозчиков остановило его
внимание... Все они были старообрядцами. Держались чинно, спокойно, подзывали, не торопясь
полового, а тот бегом летел с чайником. Пили горячий чай помногу... Разговор вели так чинно, не
торопясь...»
Всмотритесь... Живые детали этой сцены сохранились в картине. Спешат в зал половые с
чайниками и разносами, вздремнул оказавшийся без дела слуга, тщательно вылизывает шерстку
кошка (хорошая для хозяина примета - к гостям!) Наготове висят жоктовские, в пышных розах,
подносы. А в центре полотна компания всласть чаевничающих извозчиков в синих кафтанах.
Вглядитесь в эти лица ( хочется скорее сказать - лики ), особенно в сурового бородача, сидящего
прямо под иконой. Какие ассоциации у вас возникают, когда вы смотрите на картину? ( Святость,
покой, умиротворение, церковь, икона.)
Вы правы. Будто оставили свои священные дела церковные служители и пришли чайку
попить. «Веяло от них чем –то новгородским — иконой, фреской,» - передает слова художника его
сын, А исследователь творчества Кустодиева Эткинд так говорит : «Эти лихачи сидят вокруг
стола, серьезные и торжественные, как апостолы за трапезой.»
Можно сказать, что перед нами самое яркое проявление связи высшего начала с земной
жизнью, что мы видим у Шмелева на протяжении всего его романа, И это высшее, божественное
очень серьезно отражает художник в своих картинах.
Предлагаю посмотреть картину, которая называется «Зима. Крещенское водосвятие». А
теперь разглядите другую картину «Крестный ход». Что общего вы увидели в этих картинах ?
( Множество икон)
Именно об этом великом множестве говорит Иван Сергеевич в своей главе «Крестный
ход» : " Звонкают и цепляются хоругви: от Спаса в Наливках, от Марона-Чудотворца, от Григория
Неокессарийского, Успения в Казачьей, Петра и Павла, Флора-Лавра, Иоакнма и Анны...—все
изукрашены цветами,
подсолнухами, рябинкой. Все нас благословляют, плывут над нами. Я вижу взмокшие
головы, ясные лысины на солнце, напруженные шеи, взирающие глаза, в натуге,— в мольбе как
будто.
Кланюшка шепчет: Барышник с Конной, ревнутель очень... А это, Чудотворцев
Черниговских несет, рыжая борода... Иван Михайлыч, овсом торгует... а во, проходит, золотая-
тяжелая. Михаил -архангел, в Овчинниках... Никола-Чудотворец, в Пупышах... Никита-Мученик, с
Пятницкой... Воскресения в Кадашах... Никола в Толмачах... несет старик, а сила-ач... это
паркетчик Бабушкин, два пуда весу». А эта при французах еще была, горела не сгорела,
Преображения на Болвановке... Троицы в Лужниках, Катерины-Мученицы, с Ордынки... Никола
Заяицкий, купец его первой гильдии несет, дышит-то, как рот разинул…по фамилии Карнеев,
рогожами торгует на Ильинке, новый иконостас иждивением своим поставил…
А вот, Климента-Папы-Римского, бархатная хоругвь, та серебром вручную, малиновая-то,
с колосиками... А во, гляди-ка, твой Иван Богослов, замечательного писания, иконописец
Пантюхов, знакомый мой... А вот, чернена по серебру,— Крещение Господне... Похвалы
Пресвятые Богородицы... Ильи-Обыденного... Николы в Гусятниках... Пятницы-Параскевы,
редкостная хоругвь, с Бориса Годунова... а рядышком, черная-то хоругвь... темное серебро в
каменьях... страшная хоругвь эта, каменья с убиенных посняты, дар Малюты Скуратова, церкви
Николы на Берсеновке, триста годов ей, много показнил народу безвинного...."
Но вот отслужили службу, отмолились. Можно отпраздновать Великий «Троицын день».
Ребята, вы рассматривайте картину Кустодиева, а я просто почитаю вам слова Шмелева ( звучит
музыка из альбома П. И. Чайковского «Времена года», учитель зачитывает отрывки из романа ):
"Пахнет горячими ватрушками, по ветерку доносит. Я сижу на досках у сада. День настоящий
летний. Я сижу высоко, ветки берез вьются у моего лица. Листочки до того сочные, что белая моя
курточка обзеленилась, а на руках как краска. Пахнет зеленой рощей, Я умываюсь листочками,
тру лицо, и через свежую зелень их вижу я новый двор, новое лето вижу. Сад уже затенился, яблони
белые от цвета, в сочной, густой траве крупно желтеет одуванчик. Я иду но доскам к сирени. Ее
клонит от тяжести кистями. Я беру их в охапку, окунаюсь в душистую прохладу и чувствую
капельки росы. Завтра все обломают, на образа. Троицын день завтра . Мы идем все с цветами. У
меня ландышки, и в середке большой пион. Ограда у Казанской зеленая, в березках, Ступеньки
завалены травой так густо, что путаются ноги. Пахнет зеленым лугом, размятой сырой травой. В
дверях ничего не видно от березок, все задевают головами, раздвигают. Входим как будто в рощу- В
церкви зеленоватый сумрак и тишина, шагов не слышно, засыпано все травой. И запах совсем
особенный, какой-то густой, зеленый, даже немножко душно. Иконостас чуть виден, кой-где
мерцает позолотца, серебрецо,—в березках. Теплятся в зелени лампадки. Лики икон, в березках,
кажутся мне живыми — глядят из рощи. Березки заглядывают в окна, словно хотят молиться. Везде
березки: они и на хоругвях, и у Распятия, и над свечным ящиком-закутком, где я стою, словно у нас
беседка. Не видно певчих и крылосов, где-то поют в березках. Березки и в алтаре свешивают
листочки над Престолом. Кажется мне от ящика, что растет в алтаре трава. На амвоне насыпано так
густо, что диакон путается в траве, проходит в алтарь царскими вратами, задевает плечами за
березки, и они шелестят над ним. Это что-то... совсем не в церкви! Другое совсем, веселое. Я
слышу - поют знакомое: «Свете тихий», а потом, вдруг, то самое, которое пел, мне Горкин
вчера, редкостное такое, страшно победно."
( Звучит мелодия колокола «Праздничный благовест» ).
«Масленица... Я и теперь еще чувствую это слово, как чувствовал его в детстве: яркие
пятна, звоны вызывает оно во мне; пылающие печи, синеватые волны чада, в довольном гуле
набравшегося люда, ухабистую снежную дорогу, уже замаслившуюся на солнце, с ныряющими по
ней веселыми санями, с веселыми конями в розанах, в колокольцах и бубенцах, с игривыми
переборами гармоньи»
Масленица», «Лето Господне» )
Чье это воспоминание ? Шмелева? Кустодиева?
Это воспоминание детства человека, влюбленного в «благословенную русскую землю», в
Россию.
А была ли «страна Кустодия» или Россия Шмелева ?
Не будем торопиться с ответом. Да и не хочется уходить из мира детства - золотого мира.
Весь он залит слепящим солнечным светом : «Льется солнце на золотые окна и золотой дощатый
пол, золотится воздух, золотится вечер, в осеннем золотистом саду золотятся сказочные золотые
яблоки, весной в золотой пыльце стоит верба, и небо золотое, и вся земля золотая, и звон
немолчный кажется золотым, тоже как все вокруг, и сыплются золотые капли с крыш, сыплются
часто- часто, вьются, как золотые ни тки, а надо всем этим золото куполов и крестов Москвы,
праздничный. Торжественный, духовный свет»
Ребята, я задам вам последний вопрос : «Что у вас сейчас на душе ( Восторг, радость,
ликованье, умиленье, свет.)
Пусть эти чувства, рожденные святынями великих художников живописи и слова, живут в
ваших душах еще долго.
И будет великолепно, если тот свет, что зажегся в ваших сердцах, перельется в ваши
сочинения. Давайте назовем это сочинение «Сказка былого». ( Сочинение можно написать на
уроке или дома)
Приложение.
Б.Кустодиев И. Шмелев
Крестный ход
Купчиха
Купчихи
Купчиха за чаем
Троицын день
Ярмарка
Масленица
Масленица
Крестный ход
Использованная литература
1. И.С.Шмелев .Лето Господне: автобиографическая повесть,»,
Москва, 1996 год.
2. Е.С.Ефимова. Священное, древнее, вечное…(Мифологический мир
«Лета Господня») – «Литература в школе», Москва, 1992 год.
3. И.А.Ильин. О тьме и просветлении: книга художественной критики,
Москва, 1991 год.
4. О.Н. Сорокина. Жизнь и творчество И. С. Шмелева, Москва, 1999
год.
5. А. Турков. Кустодиев, Москва, 1998 год.
6. http://images.yandex.ru
7.